Прощай!
Степан увидел, как навстречу им, лоб в лоб движутся фары автомобиля. Судя по габаритным огонькам кабины, это был грузовик. А Даша и не думала жать на тормоз. Напротив, она собиралась протаранить встречную машину.
До столкновения остались считаные мгновения.
– Нет! – закричал Степан и… проснулся.
До боли знакомая камера, трещина на потолке, тусклая лампочка дежурного освещения над дверью, тишина… Но нервное напряжение не оставило Степана, он вдруг почувствовал, что на него надвигается человек. Вернее, чья-то рука опускалась на него, и что-то нехорошее в него…
Степан дернулся, пытаясь уйти от столкновения, повернулся на бок. Но что-то острое все-таки проскользнуло между ребрами, вспарывая кожу, вгрызаясь в плоть…
Нападавший метил в сердце, однако его заточка, похоже, прошла мимо. Степан был ранен, но его рефлексы не отключились.
Сначала он поймал злодея за руку, выкрутив ее за спину, и только затем узнал, кто это такой. Олег Волгин попал к ним в отряд два года назад, Степан никогда с ним не конфликтовал – и тут на тебе..
– За что? – спросил он, взяв Олега на удушающий прием.
– Не знаю! – прохрипел тот.
– Как это не знаешь?
– Они сказали, что убьют жену и сына…
– Кто они?
– Я не знаю… Они к Ирке приходили, сказали, что мне конец, если я не соглашусь. Ее тоже, сказали, не пощадят… Она, дура, аванс взяла, а это, сам знаешь, согласие. Если бы я тебя не сделал, они бы ее убили…
– Но ты же меня не сделал.
– Значит, убьют…
– Извини, но я вешаться из-за вас не стану. И просто подыхать тоже…
Степан чувствовал, как мутится сознание, слабеют руки. Но у Олега уже нет возможности воспользоваться его беспомощностью: братва уже на ногах, она не позволит…
Очнулся Корольков на больничной койке. Слабость, тошнота, головокружение, но терпимо; главное, жив!
На следующий день появился аппетит, и, как нельзя кстати, подоспела посылка от Ольги. А принес ее майор Пилипенко, заместитель начальника колонии по оперативной работе.
– Ну, как здоровье? – спросил он, многозначительно глянув на соседа по койке.
Этим он как бы давал понять, что предстоящий разговор секретный, а значит, Степан может не переживать за свою репутацию.
– Да ничего, нормально. А что?
– Хоронить мы тебя собираемся…
– Не понял.
– Ну, кто-то же заказал тебя. Я так понимаю, с воли заказ пришел…
Пилипенко еще раз глянул на соседа, и тот, кивнув в знак того, что понимает, вышел из палаты. За ним потянулись и остальные. Разговор, может, и не секретный, а все-таки важный. Как-никак, речь шла о жизни и смерти.
– Так здесь я никому дорогу не перебегал…
Опекаемый им вор в короне умер еще в октябре девяносто шестого года. По причине слабого здоровья преставился. Хотя не известно еще, кто кого опекал. Он и законам неволи Степана обучил, и с уважаемыми людьми на короткую ногу поставил. Потому и нормально жилось парню в СИЗО.
А в ноябре того же года состоялся суд. Адвокат обещал условный срок, но за убийство Четова Степан получил восемь лет строгого режима. И отправили его по этапу в дальние края.
Была одно время у Степана мысль, что легко отделался. Если бы за убийство Мусы-Ахмата пришлось отвечать, мог бы и на пожизненное в совокупности загреметь. Но скоро понял, что восемь лет – это и есть целая вечность…
К счастью, срок его подошел к концу. Совсем чуть-чуть осталось. Но может, именно сейчас и аукнулась ему смерть Ахмата? Может, чеченцы все-таки узнали, кто его убил, – а кровная месть, как известно, срока давности не имеет.
– А на воле?
– Да нет, я человек мирный…
– В Чечне воевал, – напомнил майор.
– Кто знает, может, оттуда ниточка тянется, – не стал отрицать Степан.
Хотя совсем не грешил на чеченцев, с которыми воевал. Там он хоть и с жестоким врагом дело имел, но все по правилам было. Солдатам за войну чеченцы не мстят…
– В общем, Корольков, я пытать тебя не стану, д чтобы впредь инцидентов не было, мы с начальником колонии решили тебя похоронить…
– А яму я сам буду копать или кто-то поможет?
– Нет, в яму тебя класть не будем. И в фоб тоже. Извещение о твоей смерти вышлем.
– Кому, родителям?!
– А кому же еще?
– Не надо никому ничего слать…
Степан вспомнил, что стало с родителями Игоря, когда они узнали о его смерти, р – А если у мамы случится инфаркт? Да и отец у меня не совсем здоров…
– Не бойся, родителям твоим позвоним, предупредим, что ты жив. Но извещение им отправим, чтобы создать видимость. Возможно, твой враг где-то рядом с ними.
– Не знаю, – задумался Степан.
– А ты сам как думаешь? – пристально посмотрел на него майор.
А что, если это Герман воду мутит? Сесфа писала, что муж ее разбогател, вот-вот миллиардером станет. Может, он боится, что Степан выставит ему счет за кредит… Ну так не собирается он искать выгоды. И без того из-за проклятых денег пострадал. Хватит с него приключений.
– Да нет, не думаю, что это…
– Что, это?
– Да так…
– Ну, не хочешь говорить, не надо. А мы свое дело все-таки сделаем. Чтобы у нас тут без приключений… А через два месяца выйдешь на свободу, там уж сам за себя… Хотя заявление можешь прямо сейчас написать. Так, мол, и так, прошу принять меры… Только не думаю, что это тебе поможет.
– Да не будет никаких заявлений. Сам со всем разберусь. Когда на свободу выйду.
– Может, койку твою в камере забронировать?
– Не дождешься, гражданин начальник. Я тихомирно жить буду. Если получится…
– Должно получиться.
Примерным поведением в зоне Степан не страдал. Был «мужиком», в «отрицалах» не числился, но работником считался неважным, потому что план недовыполнял регулярно. Начальника производства мало интересовало, что работал он на совесть, без брака. Ему же главное – количество для плана, а качество, как обычно, на втором месте.
А два года назад Степан вляпался в историю – подрался с одним отморозком. Начальник лагеря даже разбираться не стал, кто прав, кто виноват. Была возможность выйти на свободу по условно-досрочному освобождению, но на ней поставили жирный крест.
Ничего, зато через два месяца Степан точно выйдет на волю. По «звонку». Зато на воле не будет идиотских ограничений, когда за плевок в сторону случайного прохожего можно залететь обратно за решетку.
