– А тебя? – вырвалось у меня.
– Меня можешь не жалеть. Я тебе – никто. И ты мне – никто... Был бы ты сиротой, я бы сама тебя в окно вышвырнула. Кому такой псих нужен?
– Я не псих.
– Ага! – язвительно усмехнулась она. – Запиши себе это на листочке, а когда снова на шизу пробьет, прочитай...
– И запишу.
– И запиши.
– И запишу!
– И запиши!.. Давай, записывай. А я пошла. Думаешь, ты у меня один такой страдающий. Мне за отцом ухаживать надо...
– Как он там? – без интереса спросил я.
Не знаю, может, у Сашки врожденный дар дрессировщика, может, еще что, но ей удалось усмирить меня... И хотя отчаянная мысль о несбывшихся надеждах бурлила во мне как лава в разбуженном вулкане и даже рвалась наружу, но как будто какая-то преграда стояла на ее пути, не позволяла ей вылиться в бешенство...
– Говорю же, плохо... Вот у кого проблемы! А ты жив-здоров, полон сил. С головой, правда, не все в порядке...
– Закрыли тему, – поморщился я.
– Ладно, уговорил... Плохо с отцом. Ему самому плохо. Гораздо хуже, чем тебе. Но ведь он в окно не выпрыгивает... Все, молчу... А у Вики все хорошо. Она любит мужа, он любит ее...
– Зачем ты мне это говоришь?
Если преградой на пути моей «лавы» была чугунная крышка, то, кажется, ее снова стало срывать. Не должна была Сашка говорить мне, как хорошо Вике живется с мужем. Не должна была... Ну зачем она это сказала?
– А затем, чтобы ты не раскатывал губу! А то взбредет тебе в голову, что ты ей нужен... Не нужен ты ей. Так и знай, что не нужен!..
Резким словом Сашка вычеркивала Вику из моей жизни. Но зря старается. Вику нельзя вычеркнуть, ее можно только выжечь каленым железом, вместе с моим сердцем... Но все же после Сашкиных слов мне стало немного легче. На самую-самую малость, но легче. Ведь она лишила меня иллюзий, а вместе с тем одного из тех магнитиков, которые притягивали меня к Вике. Ведь раньше я думал, что мы созданы друг для друга. Верил, что нам суждено быть вместе... Но ведь были и другие магниты, которые тянули меня к Вике. Одна ее красота чего стоила. А обаяние? А нежность, с какой она меня ласкала... Ну почему судьба ко мне так несправедлива? Ну почему она не убила меня на войне...
– А кому я нужен? – стиснув зубы, сквозь них процедил я.
– Отцу своему нужен. Матери своей... Ну и мне, сам понимаешь...
– Тебе-то зачем?
– Да парень ты хороший, жалко мне тебя. Я же знала, что ты в нашу Вику влюбился. В нее нельзя не влюбиться. Но до других мне дела нет. А ты... – Сашка запнулась, озадаченно посмотрела на меня.
– Что я?
– Ну, ты же в армии служил...
– И что?
– Ну, оружие там... Я женщину одну знаю, у нее сын в армии застрелился. Какой-то баран написал ему, что его девушка замуж вышла, а он взял да застрелился. А она ждала его, и когда узнала, что с ним, сама в петлю полезла. Но ее-то выдернули... А Вика реально замуж вышла. Я за нее как бы в ответе, сестра все- таки. Случилось бы с тобой что, переживай потом...
– Берешь на себя много. Не надорвешься?
– А ты, когда в Чечне был, много на себя брал? Много! Знаю, что много... И не надорвался?
– Надорвался...
– Хорошо, что ты это осознаешь... Да не кисни ты, мужик! Нормально все!..
– Где уж нормально... Вики нет, ничего нет...
– Даже не знаю, что тебе сказать... Так и не буду ничего говорить. Я ж тебе не доктор... Пойду я... Если хочешь, завтра приду...
Я промолчал. Такая апатия вдруг накатила, что языком лень было пошевелить.
– Молчишь?.. Значит, хочешь, – сделала вывод Сашка. – До завтра!
Она мягко взяла меня за плечи, опрокинула на спину. И ушла. А я так и остался лежать в том положении, которое она мне придала.
Минуты через три в комнату вошел отец. Но я даже не шелохнулся... Умер я – нет меня. И нет смысла тревожить мой покой – хоть на части режьте, все равно не отзовусь. Хотите, увозите в морг, мне все равно...
Но в морг увозить меня не стали. Отец долго и молча сидел на стуле, затем сказал: «Крепись, парень. В жизни всякое бывает...» Сказал и вышел из комнаты. Затем появилась мама. И я сразу же почувствовал, что нуждаюсь в ее присутствии. Но лишь бы она только молчала. А то ведь могу и ожить, могу и зарычать. Но мама тонко чувствовала состояние моей души и молча смотрела на меня. Еще запустила руку в мои волосы, как это было в детстве, и долго поглаживала их. Молча. Нежно... Она ждала, когда я заговорю сам. Но я лежал как бревно, тупо уставившись в потолок...
– Тебе надо поспать, – наконец сказала мама.
И я кивнул, соглашаясь. Это была моя первая реакция на ее присутствие. Она вышла из комнаты, но скоро вернулась с таблеткой снотворного. Отказываться я не стал. Мне действительно нужно было поспать... Умные у меня родители. Понимали, как бурно я могу отреагировать на ужасную для меня новость о Вике. Понимали, что сами погасить мой вулкан не в состоянии. Поняли, что помочь мне может Сашка... Удивительно, как они могли это понять. Но ведь поняли. И Сашка действительно меня утихомирила... Сашка – чудная пацан-девчонка. Да, я хотел, чтобы завтра она пришла ко мне...
А она пришла. Ближе к обеду. Я уже проснулся и все тем же бревном лежал в кровати. Небритый, не умытый. С переполненным от лени пузырем. Тупая апатия, тупая реакция на происходящее.
– Привет, мамонт! – поздоровалась Сашка.
Я удивленно посмотрел на нее. «Почему мамонт?» – прочла она в моих глазах.
– Потому что окаменелость... Помрешь ведь с тоски...
Я лишь пожал плечами в ответ. «Ну и что?»
– Подохнешь – завоняешь...
Сашка смешно зашевелила ноздрями, мелкими порциями втягивая через нос воздух.
– Уже завонялся... А ну давай в умывальник!
Но я лишь скептически хмыкнул. «Счас, разбежался...»
– Ладно...
Я почему-то думал, что Сашка призовет на помощь отца или мать. Притупленное сознание выдало столь глупую мысль. Был бы я в ясном уме, вспомнил бы, что с ней шутить не стоит. Но Сашка сама мне об этом напомнила. Принесла литровую кружку холодной воды и выплеснула на меня.
– Эй, ты чего? – как ужаленный, дернулся я.
– А ничего. Привет от Мойдодыра!..
– Дура!
– Спасибо, что не по морде!
Неужели она могла подумать, что я способен поднять на нее руку?
– Трижды дура!
– Лучше скажи, дура в квадрате. А я назову себя дурой в кубе... Цацкаюсь тут с тобой, на вечеринку тебя тащу...
– Куда?
– На вечеринку. Там у одной собираемся, весело будет...
Я представил сборище четырнадцати-пятнадцатилетних девчонок, и мое лицо помимо воли исказилось в сардонической улыбке.