его не разыгрывали? – как бы невзначай спросила Агата.
– Его сестру?! – опешил Кирилл.
– Да.
– Ты откуда про нее знаешь?
– Разведка донесла.
– Какая, к черту, разведка?
– А чего ты так разволновался? – уязвила его Агата.
– Да нет, просто интересно, кто сказал...
– Как ее зовут?
– Не важно... Я ее в глаза даже не видел... Только на фото...
– Но ведь видел. Красивая?
– Да. Но с тобой не сравнить.
– Кто лучше, я или она?
– Конечно, ты, – сказал он и смущенно отвел в сторону взгляд.
– Врешь... Говорят, ты на остров с ней собирался?
– Кто говорит? Отец мой сказал?
– Может, и отец.
– А ты что, правда его любишь?
– Это наследственное. Мама его любит. И я... должна любить...
– Но ведь и я сын своего отца.
– Значит, ты должен любить меня, – задорно улыбнулась Агата.
– А ты? – немного подумав, выдавил из себя Кирилл.
– Я люблю. Очень люблю... Как же я могу не любить себя, любимую?.. Себя люблю. А ты что подумал?
Кирилл замолчал, обиженно поджав губы.
– Ты что, дуешься на меня? Хочешь, я скажу, что люблю тебя?
– Не хочу.
– Не хочешь, чтобы я тебя любила?
– Я не хочу с тобой разговаривать...
– Обиделся... Ладно, давай не будем больше...
Агата не договорила. Лязгнув, открылась дверь. В образовавшийся проем просунулась физиономия парня, который коварно разыграл ее вчера. Она уже знала, как его зовут. Игорь. Со вчерашнего дня ее самое нелюбимое имя. После Виктора. Николаевича.
Она догадывалась, куда ее ведут. И не ошиблась. В небольшой светлой комнате на втором этаже Агату ждал Лосев. Он сидел за столом, спиной к забранному решеткой окну. На губах играет яркая обезоруживающая улыбка. Играет, резвится. А взгляд остановившийся, как будто неживой. Смотрит на нее, но как будто не видит.
– И что все это значит? – спросила она.
– А то, что я хочу твоего счастья, девочка моя.
– Может, и девочка. Но не ваша... Зачем вы меня сюда привезли?
– Чтобы заняться твоим воспитанием.
– Моим воспитанием? Вы спятили?
– Нет. Твои папа и мама неправильно тебя воспитывали. Они не научили тебя с любовью относиться к своим соседям... Ты должна была любить меня, бегать за мной, домогаться.
– У вас не все дома. Ни папы, ни мамы. Сам невоспитанный, еще меня воспитывать собирается... Да кто ты такой?
– Твой любимый сосед.
– Психушка по тебе плачет.
– Не груби мне, девочка, не надо, – нахмурился Лосев.
– А то что, в прорубь меня столкнете? Как Максютова?
– Кто тебе такое сказал? – удивленно повел он бровью.
– Не важно.
– Кирилл сказал... Неправду он тебе сказал. Потому что ложный вывод сделал. Дядю Пашу Максютова твой папа Антон Грецкий утопил. Да, столкнул его в прорубь. Ловись, говорит, рыбка большая и маленькая. Он вылезти хотел, а папа твой его столкнул. Собственными глазами видел.
– Врешь ты все! – окончательно перешла на «ты» Агата.
– И тетю Аллу твой папа застрелил. У него же во дворе гильзу нашли...
– Это ты ее подбросил... И гранату тоже ты! И Лешу Полунина тоже ты!
– Какая глупость! У меня алиби, моя дорогая... Твой папа гранату кинул... Маленький Тоша гранату нашел, больше в деревне никто не живет...
– Не складно. И не точно. Живет деревня.
– Пока живет... Но тебя с Кириллом там уже нет... И папы твоего не будет. И мамы...
Взгляд Лосева как будто ожил. Наполнился безумной злобой. И лицо исказил гримаса исступленной ярости. Агате стало страшно. И за себя, и за родителей.
– И Панфилова не будет... Пусть только сунется сюда! – зловеще ухмыльнулся Лосев.
– Чего вы от меня хотите? – пугливо спросила она.
– Послушания. Покорности. И любви... Ты мне давно нравишься, девочка. Если хочешь знать, я даже с женой своей развелся. Ради тебя.
– Когда вы успели?
– Успел... Я всегда и везде успеваю... Может, потому так все быстро заканчивается? Не торопись, а то успеешь. Я торопился. И успел. И кончается все...
Взгляд его как будто остекленел. Лосев мысленно ушел в себя, глубоко-глубоко. Наконец очнулся. Слегка удивленно глянул на Агату. Как будто не мог понять, как она здесь оказалась.
– На чем я остановился? – спросил он.
– На том, что мне уже домой пора, – соврала Агата.
– Ты уже дома. Здесь твой дом. Я буду тебе и за папу. И за маму. И за любимого мужа, – плотоядно улыбнулся он.
– Рано мне замуж, – не чувствуя под собой ног от панического волнения, сказала она.
– Может, и рано. Но я на тебе женюсь. Что, я зря с женой своей развелся?
– Но я не хочу.
– Захочешь. Поймешь, как сильно я тебя люблю, и захочешь... Неволить я тебя не буду.
– Тогда отпустите меня.
– Какая ты хитрая... Не буду я тебя неволить. Дам тебе свободу выбора. Как в сказке, из трех женихов выберешь одного.
– Из кого – из трех?
– Три кандидатуры. Первая – я, вторая – я, третья – тоже я. Можешь сделать выбор прямо сейчас.
– Так нечестно.
– Нечестность – понятие относительное. Сегодня не хочешь, завтра жить без меня не сможешь... Неволить я тебя не буду...
– Это я уже слышала.
– Жить будешь здесь. На размышление три дня. По истечении которых ты скажешь мне «да». Уверен, что ты согласишься... Ты же не хочешь, чтобы твоя мама умерла?..
– Нет, – содрогнувшись от нахлынувшего ужаса, мотнула головой Агата.
– Потому и скажешь мне «да». Через три дня. Как только скажешь, так мы сразу же и поженимся... Заметь, я мог бы взять тебя силой. Но я человек чести. И выбор тебе дал, и мама твоя жить будет. Уверен, что ты оценишь мое великодушие... А жениться мы будем по-настоящему, с первой брачной ночью. Чтобы все как у людей... Ложись!
Лосев взглядом показал на заправленную кровать-односпалку.
– Что, уже? – обморочно спросила Агата.
– А ты что, готова уже сейчас? – ухмыльнулся изверг.
– Не-ет!
– Тогда готовься... Ложись, отдыхай. Сил набирайся... Что смотришь на меня. Здесь ты остаешься. Твоя это комната. Или ты думала, что я тебя к панфиловскому щенку обратно отправлю?
– Думала, – призналась Агата.
Комната достаточно светлая. И не жаркая – из-за деревьев, чьи кроны спускались прямо к крыше. Относительно комфортная. Мебель, телевизор, часы с радиоприемником... Но лучше уж в гараж к Кириллу, чем здесь. Там веселее. И вообще...
Оксана выглядела устало. Чистенькая, опрятная, несмотря на все тюремные невзгоды. Но взгляд потухший. И лицо бледное, как у человека, которым полакомился вампир.
– Неважно выглядите, Оксана Михайловна, – ободряюще улыбнувшись ей, заметил Панфилов.
Внешне он был совершенно спокоен, а внутри клокотал сжигающий огонь.
Его ничуть не раздражало, что милицейское и прокурорские начальство вдруг стало ставить палки в колеса. С большим трудом он получил разрешение на встречу с подследственной Кузнецовой, хотя, казалось бы, имел на это право: еще не подписан приказ о его увольнении из органов внутренних дел, он пока что при исполнении, Оксана проходила по делу о преступлении, совершенном на подведомственной ему территории. Кто-то из высокого начальства не мог простить ему истории с Робертом-Альбертом. Напрямую этот кто-то воевать боялся, но втихую пакостил. Представление на звание майор прокатили... Все это полная ерунда по сравнению с тем, что пропал Кирилл. И за Агату Марк Илларионович очень переживал. И себя на чем свет ругал за то, что прозевал Лосева. А ведь были подозрения на его счет...
Не зря, не зря банкир прогуливался возле дома, откуда чуть позже выстрелил снайпер. И смертельная болезнь, сделавшая его инвалидом не только морально, но и физически. Может, потому и бегал он тяжело. И даже понятно, зачем он бегал по утрам по лесу. Не здоровья ради, маршруты изучал, пути возможного отступления.
– Плохо здесь, – удрученно вздохнула женщина. – Очень плохо... Кажется, я где-то вас видела.
– Видели, – кивнул Марк Илларионович. – Панфилов моя фамилия...
– И видела. И помню... Вашими молитвами я здесь...
– Неужели вы думали, что вашу хитрость сложно было разгадать?
– Какую хитрость? – удивленно посмотрела на него Оксана. – Не было никакой хитрости. И деньги я не брала...
Панфилов знал, что Кузнецова изменила свои показания. Сначала она признала свою вину, затем заявила, что ее принудили к этому. Юлила, виляла, путала следствие.
– Скажите лучше, что не было денег в сейфе, – мрачно усмехнулся он.
– Зачем мне это говорить? – насторожилась Оксана.
– Давайте обо всем по порядку. Деньги, которые были в сейфе, где нашли?
– У меня в комнате, за шкафом. Но это Алла их туда мне подсунула. Поссорились мы сильно, вот она и отыгралась...
Это было чистой воды враньем. Но Панфилов сделал вид, что верит.
– Гражданка Максютова обвиняла вас в клевете.
– Обвиняла... Нет ее больше...
– Вот именно, нет ее. Некому больше опровергать ваши показания. И некому подтвердить сумму, которую вы украли.
– Не крала я ничего! – Оксана театрально всхлипнула, достала из кармана грязный платок, смахнула с глаз несуществующую слезу.
– Тем более... Некому подтвердить украденную сумму. Алла Максютова погибла, ее сын к вам претензий не имеет.
– И что?
– А то, что хороший адвокат в два счета вытащит вас отсюда.
– У меня есть адвокат.
– Не адвокат, а общественный защитник. И работает он не на вас, а на следователя... Хороший адвокат – это прежде всего заинтересованный адвокат. Ему должно быть выгодно вытащить вас отсюда.
– Такой адвокат денег
