калитке.
– И кто это у нас там такой? – спросила она, вглядываясь в темноту.
– Лейтенант Панфилов, – отчеканил Марк. – Дочку вам привел.
– Случилось что? – спросила женщина.
– Почти. Настя вам все расскажет. А я пошел... Жду вас к себе с утра.
На прощание он легонько и нежно пожал Насте руку. Она застенчиво и мило улыбнулась, пряча глаза. Повернулась к нему спиной, решительно скрылась за широкой спиной матери.
Марк отправился в опорный пункт, выдернул задержанного из камеры, пинком загнал к себе в кабинет.
– Не имеете права! – огрызнулся парень.
Взъерошенные волосы, узкий лоб при широкой физиономии, маленькие пакостные глазенки, щеки как у хомяка, рыхлый скошенный подбородок. Нос распух после удара, посинел, лицо в кровяных разводах. Юшкой парень умылся, а еще хорохорится.
– О каких правах ты говоришь, мразь подзаборная? – взъярился Марк. – Ты на кого лапу свою поднял, погань?..
– А что я сделал?
– Если бы ты сделал, я бы сейчас разговаривал с твоим трупом. А так всего лишь покушение на изнасилование. Свидетели есть, показания потерпевшей будут. Так что вместо армии отправишься в тюрьму на два-три года... Фамилия, имя, отчество! – резко потребовал Марк, для убедительности хлопнув ладонью по столу.
– Грецкий... Антон... Вадимович...
– Я про дружков твоих спрашиваю. С тобой все ясно, а с ними – нет! Где они живут?
Грецкий не стал изображать из себя Зою Космодемьянскую, назвал своих дружков, показал их адреса.
В ту же ночь Марк наведался ко всем охальникам, задерживать их не стал, но обязал утром явиться в участок с вещами.
Но раньше всех к нему пожаловала Настина мать, Екатерина Михайловна.
– Скажи, товарищ лейтенант, тебе дочка моя нравится? – чуть ли не с порога спросила она.
– С чего вы взяли? – опешил Марк.
– Нонна сказала... Да и Егоровна твоя говорила...
– Ну, если Егоровна, – пытаясь взять себя в руки, принужденно улыбнулся он.
– И Нонна говорила... А я с ней говорила... Она сказала, что никому ничего не скажет... И родители к нам приходили. Сказали, что рот на замке держать будут...
– Чьи родители? – не понял Марк.
– Ну чьи, чьи – Антона Грецкого, Ивана Бычкова, Витьки Живородова... Переполох ты поднял, лейтенант. Но все уладить можно, чтобы тихо все было, чтобы никто ничего не знал...
– Что уладить?
– Да то и уладить, что никого сажать не надо. Не было ничего.
– Как это не было, если было!
– Дурак ты, товарищ лейтенант, или притворяешься? – нахраписто спросила женщина. – Зачем Насте дурная слава, скажи мне! Хочешь, чтобы ей пальцем в спину тыкали?
– Нет, – растерянно покачал головой Панфилов.
– Тогда зачем в колокола бить?
– Преступник должен понести наказание... Но, в принципе, вы правы... Я так понимаю, заявление Настя писать не будет.
– Не будет, – кивнула женщина. – И Нонна ничего не видела...
– Ясно.
– А Грецкого выпускать надо.
– Что-то я не понял, – нахмурился Марк. – Вы сейчас за кого хлопочете, за Настю или за Грецкого?
– И за Настю, и за него...
– Этот подонок дочь вашу пытался изнасиловать.
– Ну почему сразу насиловать? – возмущенно вытянула губы Екатерина Михайловна. – Поговорить он с ней просто хотел...
– После таких разговоров обычно дети рождаются, – саркастически усмехнулся он.
– И дети будут, со временем. Мы с отцом детям всегда рады. Если от законного мужа...
– Какой законный муж?
– Не будет же Настя век в девках сидеть. Замуж рано или поздно выйдет.
– Разумеется... Но не за Грецкого же?
– Почему не за него? Он парень видный, родители у него хорошие... А ты чего, лейтенант, побледнел? – с нахальной хитрецой во взгляде улыбнулась женщина. – Все-таки нравится тебе Настя...
– При чем здесь это? – смутился Марк.
– И ты парень видный... Но милиционер...
– А что здесь такого?
– Опасная работа. Убить могут... Жену вдовой оставить можешь...
– Это вы о чем?
– Да о том... Оставил бы ты Настю в покое, добром прошу!
Просила она добром, но вопрос был поставлен резко. Марк нервно закусил губу, глядя вслед уходящей женщине.
А спустя четверть часа к нему пожаловали родители Антона Грецкого.
Отец маленький, худенький, в плохеньком пиджачке, но на машине, да на какой. Новенькая «Лада» «девятой» модели, мечта любого советского мужчины. Мать – крупная дородная женщина с высокой прической и нелепой гирляндой бус на красной от волнения шее. Она явно изображала из себя городскую фифу, но ее манера одеваться выдавала в ней глупую мадам деревенского пошиба. Цветастый крепдешиновый сарафан, туфли сорок третьего размера на высоком толстом каблуке, пухлые пальцы рук сплошь в золотых перстнях и кольцах. В довершение картины – огромные и старомодные солнцезащитные очки.
Женщина пыталась нести голову высоко и гордо, но из этого ничего не выходило, поскольку на каблуках она ходить не умела, спотыкалась на каждом шагу. Чтобы сохранить равновесие и не упасть, ей приходилось смотреть под ноги, отводить в стороны руки. Она была похожа на заносчивую элитно-породистую корову, по собственной глупости угодившую на скользкий лед.
Марк наблюдал за ней со ступенек клубного крыльца. Не только интуиция подсказывала ему, что эта женщина приехала за своим непутевым сыном. На это указывал и холодный расчет. Екатерина Михайловна говорила, что родители у Антона Грецкого хорошие. А как они могут быть плохими, если у них такая машина и столько золота?..
Женщина подошла к нему, покачнулась, восстанавливая равновесие. Грозно нахмурила брови.
– Вы – лейтенант Панфилов?
Как же несуразна она была в своем абсурдном гневе!
– Допустим, – с трудом сдерживая наползающую на губы усмешку, отозвался Марк.
– Агата Никаноровна Грецкая! – представилась она с таким видом, как будто была, по меньшей мере, секретарем ЦК КПСС.
– Сына приехали сопровождать? – спросил он.
– Сопровождать?! – недоуменно воскликнула она. – Куда сопровождать?
– Ну не в загс же... В районный отдел внутренних дел. Сажать вашего сына будем.
– Вы не посмеете!
Она так взмахнула рукой, что с указательного пальца едва не слетел перстень с рубиновым камнем.
– Мой сын ничего противоправного не совершал! Вы не имеете права держать его за решеткой! Я буду жаловаться!
Марк отчаянно махнул рукой. Зря он показал зубы. Надо было сразу, без разговоров отпустить Грецкого. Может, еще не поздно унять пыл этой дебелой тетки?..
– Жаловаться она будет, – хмыкнул он, поворачиваясь к ней спиной. – Лучше бы сына воспитывала...
Агата Никаноровна набрала в легкие воздуха, чтобы во всей полноте выразить свое возмущение, но Марк закрыл за собой дверь, чтобы ее тирада не прошлась ударной волной по его нервам.
Он открыл дверь в камеру, срывая на Грецком досаду, схватил его за шкирку, как щенка вытащил в коридор, толкнул к дверям.
– Запомни, недоносок, ты у меня на особом счету! – сказал он на прощание.
Антон не уходил от него, а убегал – как нашкодивший пес, поджав хвост. Но не прошло и часа, как он снова предстал перед Марком, и в ином настроении. На этот раз он держался гоголем.
– Зачем пришел? – удивленно глянул на него Панфилов.
– За извинениями, – нахально ответил Грецкий. – Ты, лейтенант, арестовал меня незаконно, ночь в КПЗ продержал...
Нетрудно было догадаться, кто сподобил его на такие суждения. Мамаша родная постаралась. Мрачный, как снеговая туча, Марк медленно поднялся со своего стула, грозно сверкнул глазами, в ураганном порыве резко шагнул к дверям. Грецкий не выдержал психологического натиска, испуганно подался назад.
– А ну пошел отсюда, выродок!
Антона как ветром сдуло. Но Марк не чувствовал себя победителем. На душе остался неприятный осадок.
Глава четвертая
Комфортабельностью в новом опорном пункте отличались все номера, в том числе и для незваных гостей. На втором этаже номера общежития, а на первом – камера для задержанных.
Стены в огнеупорном пластике, водостойкий ламинат на полу, зарешеченное окно закрыто бытовыми жалюзи, кушетка из мягкого кожзама, унитаз с исправной системой слива, умывальник, хорошая вентиляция, радиоточка. Никакого сравнения с тем закутком без окон в старом опорном пункте. Но и там побывал Грецкий, и здесь до сих пор находится.
Марк Илларионович понимал, что перегнул палку с его задержанием, но угрызения совести его не мучили. Лишь к третьему часу пополудни созрел он для того, чтобы освободить грубияна. Зашел к нему в камеру, а там сонное царство. Сморило похмельного Антона после нехитрого обеда за казенный счет. Спит без задних ног, храпит в обе ноздри.
– Зона, подъем! – гаркнул Панфилов.
Грецкий сначала вскочил на ноги, а затем только сообразил, что произошло.
– Хватит дрыхнуть, баклан! С вещами на выход. Документы, деньги, ключи получишь у дежурного.
– Ты хоть понимаешь, мент, что я этого так просто не оставлю! Пора положить конец ментовскому беспределу!
– Бойко говоришь, масштабно, – усмехнулся Марк Илларионович. – Почему ты еще не депутат?
– Всему свое время!.. А ты мне за все ответишь!
– Я тебе, может, жизнь спас. Разбился бы спьяну к чертовой матери. Знаешь, как это бывает...
– Тебе лучше это знать, – криво усмехнулся Грецкий.
– Знаю... Чудом тогда выжил...
– Ничего, я тебя похороню. Морально. Вышвырнут тебя с работы, вот увидишь... Я за все с тебя спрошу! И за Настю! И за то,
