– Понимаю, – удрученно кивнул Илья.
Он уже знал, что насильников в тюрьме опускают. И тех, кто с опущенными якшается, наказывают так же. И если с Кириллом что-то неладно по этой части, то Илья тоже мог оказаться в касте неприкасаемых. Но раз с Кириллом все в порядке, то бояться, казалось бы, нечего. Но сам факт существования в тюрьме столь мерзких и чудовищных по своим последствиям порядков повергал в унылое отчаяние.
И разговор с женой радужных надежд не вселил. Общие слова, общие обещания, ничего конкретного. «Люблю, жду, скучаю...» Илья искренне заверил ее, что если выйдет на свободу, то ни за что больше не разочарует ее. Искренне верил, что так и будет. Но когда он выйдет, вот в чем вопрос. И выйдет ли вообще.
– Плохо тебе, понимаю, но ты сам во всем виноват, – развел руками Андрей. – За то и расплачиваешься...
– За чужую вину расплачиваюсь, – обреченно вздохнул Илья.
– Не знаю, не знаю... – недоверчиво и жестко усмехнулся Андрей.
Он вызвал конвоира и велел ему отвести Илью на сборку.
Глава шестая
Илье приходилось париться в элитных саунах с дорогими spa-джакузи, с обслуживающим персоналом исключительно из симпатичных девушек в коротких туниках. Но то удовольствие, которое он там получал, казалось сущим пустяком по сравнению с тем, что он испытывал сейчас под хлесткой прохладной струей темноватой от ржавчины воды из трубы без душевой лейки. Жесткое хозяйственное мыло вместо пенящегося геля, дешевая мочалка из пересохшего мочала вместо мягкой губки, но с каким блаженством он растирал свое грязное, расчесанное в кровь тело, с каким наслаждением омывал себя водой совсем не банной температуры.
Тюремная баня только называлась баней, это был всего лишь моечный зал с облупленной кафельной плиткой, шестью душевыми кабинками открытого типа, работающих кранов – всего четыре, и все без леек. Илье очень повезло, что их было всего восемь человек и время вроде бы никто не ограничивал. Им с Кириллом достался один душевой сосок на двоих, тот стирал свое белье, а Илья ожесточенно надраивал себя, как будто этим можно было навести чистоту на свое тело на несколько дней вперед.
Эх, если бы после душа его ждало мягкое полотенце и симпатичная девочка-массажистка. Да хотя бы просто в чистую постель завалиться и поспать минут сто в полной тишине и спокойствии. Но, увы, помывка сейчас закончится, и его вместе с другими несчастными отправят по тюремному этапу в общую камеру, где он должен будет находиться в ожидании суда. А он уже имел представление о том, что представляет из себя такая камера, и ему вовсе не хотелось туда попадать. Но ведь его никто не спрашивает. Его поведут, а он пойдет, как овца на заклание. И страшная мысль о скорой смерти билась в сознании загнанной в клетку птицей.
После душа в каптерке он получил матрац и подушку – от них остались только грязные до отвращения оболочки с дырами, откуда прежние владельцы вытащили всю вату. И якобы чистые простыни и наволочка одним своим видом вызывали омерзение, а если принюхаться, то и тошноту. Но Илья не растерялся, из потайного кармана вытащил тысячную купюру, всучил ее косоглазому завхозу, за что тут же был вознагражден и благодушной улыбкой, и вполне пристойными на вид спальными принадлежностями. Кирилл это заметил, после чего скорбно глянул на свое название матраца и перевел взгляд на Илью.
Илья уже знал основной закон тюрьмы – каждый за себя. Но рука сама потянулась к карману, вытащила оттуда такую же тысячную купюру. И снова как по волшебству второй дряхлый комплект превратился в приличный.
– Спасибо тебе, парень, выручил, – поблагодарил его Кирилл.
– Ты же сам говорил, что здесь «спасибо» не в почете, – мрачно усмехнулся Илья.
– Это у дикарей здешних не в почете, но мы же с тобой цивилизованные люди, – Кирилл неопределенно махнул в сторону рукой.
– Мы-то, может, люди, но жить придется с дикарями. Как бы они нас не съели.
– Да я-то не боюсь. И ты не бойся. Живи как человек, и никто тебя не тронет.
– Хотелось бы верить.
– А ты верь. Другим верь, а себе не верь.
– А тебе можно верить?
– Я бы не советовал. А что? – едва заметно насторожился Кирилл.
– Да нет, ничего.
– Тогда давай прощаться, может, уже и не свидимся...
Но прощание так и не состоялось. Появившийся конвоир выделил из общей массы новичков Илью и Кирилла, подвел их к решетке.
– Стоять! – односложно скомандовал он.
Арестанты остановились, а затем повернулись лицами к стене. Конвойный открыл решетчатую дверь и повел их дальше, по длинному гулкому коридору, в страшную неизвестность.
Илья шел в тюремную камеру богачом: добротный спальный комплект, сумка после вчерашней продуктовой передачи полным-полна, в кармане тесно от денег. Его можно было сравнить с невестой с богатым приданым, которую ждал жених. Но именно это пугало и злило его. Он не хотел быть невестой, он не хотел выходить замуж за тюрьму.
Скрежет ключа-вездехода в замочной скважине, казалось, предвещал скорый конец света, лязганье закрывающихся решеток грозило ужасным приговором на Страшном Суде, конвоир же воспринимался воспаленным сознанием как демон тьмы, прибывший за приговоренными душами, чтобы сопроводить их в преисподнюю на вечные мучения. Сама же камера представлялась котлом с кипящей смолой. Илья чувствовал, что сходит с ума от страха и переживаний.
В конце концов конвойный доставил арестантов в забранный решетками отсек, за которым надзирал худой и высокий как жердь усач с сержантскими лычками на погонах. Илья и Кирилл молча, без команды, повернулись лицами к стене впритык к железной двери, откуда доносились чьи-то «неземные» голоса.
– Юр, ты когда-нибудь наешься? – иронично спросил конвойный.
Действительно, коридорный надзиратель держал в одной руке красное яблоко с желтой мякотью, за щеками хрустела сочная масса, перемалываемая мощными челюстями.
– А я не голодный, – серьезно ответил коридорный Юра. – Я себя берегу. По тюрьме туберкулез ходит, а я еще жить хочу.
Илья где-то слышал, что туберкулезная палочка Коха любит обживать ослабленные организмы, потому одним из лучших средств профилактики считался своевременный прием пищи – не обязательно много, но часто. Так что объяснение надзирателя не показалось ему смешным. Только вот конвойный почему-то не воспринял его всерьез.
– А от глистов ты не пробовал лечиться? – едко усмехнулся он.
– Да иди ты! – беззлобно отмахнулся от него Юра.
И выставил его за решетчатую дверь, которую сразу же закрыл во избежание возможного побега. Отодвинул засов другой, куда более страшной двери, но открыть ее не успел.
– Начальник, может, еще яблочка? – обращаясь к нему, елейно спросил Кирилл. – Хорошее, сорт «Голден», сладкое как мед.
И ясно почему-то посмотрел на Илью. Обещанные фрукты были у него, ему и придется открывать закрома.
– Да можно, – с интересом, но прикрывая его видимой небрежностью согласился Юра.
Илья покосился на Кирилла, но свою сумку открыл, достал оттуда пакет, чтобы вытащить из него яблоко из трех оставшихся, но коридорный избавил его от лишних телодвижений – лишил возможности вернуть на место два яблока.
– Спасибо, мужики! Если что, обращайтесь. По возможности поможем, – необязательно пообещал Юра.
Но Илье и этого хватило, чтобы настроение чуть-чуть улучшилось. Кто знает, может, в камере его ждут такие чудища, от которых придется спасаться бегством. И если надзиратель откроет ему вовремя дверь, значит, он уцелеет, если нет, тогда быть ему раздавленным в лепешку.
Он задобрил надзирателя, но это не спасло его от толчка в спину, которым тот подтолкнул его в узкую
