Маловероятно, что она подтвердит его слова.
– Да вы не напрягайтесь, товарищ капитан, – усмехнулся лейтенант. – Это не мое дело разбираться, кто кого первым ударил. Это суд решает. А он может обратиться в суд.
– И что?
– Я бы советовал вам уладить это дело.
– Как?
– Ну не знаю, может, извиниться...
– Вы сами сказали, что это не ваше дело наши отношения выяснять. Займитесь, пожалуйста, своим.
– Займусь. Понятное дело, что займусь. Вы сдавали задом, когда к вам подъезжала машина потерпевшего?
– Я?! Сдавал задом?! Машина потерпевшего?! – обалдел от такой наглости Андрей. – Моя машина заглохла, стояла как прикованная. Перегрев двигателя, понимаете? И со стартером, я думаю, проблемы. Я не мог сдавать задом!
– Кто может подтвердить, что вы не двигались в момент столкновения? – усмехнулся Парасюк.
– Как это кто может? – Андрей растерянно осмотрелся по сторонам.
Машины одна за другой объезжали препятствие на своем пути. И никому не было дела до того, какие страсти бушуют вокруг пострадавших автомобилей. Были водители, которые видели, как и при каких обстоятельствах «Ланд Ровер» зацепил «девятку», но эти люди сейчас где-то далеко, и легче иголку в стоге сена найти, чем их. По левую сторону дороги, сразу за тротуаром, начинается здание «Сбербанка», но вряд ли там найдутся очевидцы происшедшего. А если кто-то и видел, то промолчит. Раньше люди боялись лезть в чужие дела, а сейчас они слишком заняты, чтобы отвлекаться на постороннее.
– Попробуйте завести машину, – попросил Парасюк.
– Спасибо за подсказку, – всерьез поблагодарил его Андрей.
Теперь он знал, как убедить лейтенанта в своей правоте. Но машина вдруг взяла да завелась. Снова закон подлости.
– А вы говорите, что со стартером у вас проблемы... Машина у вас застрахована?
– Да, конечно.
– Тогда чего вы переживаете. Заплатите двести рублей штрафа, а ущерб, нанесенный по вашей вине, оплатит страховая компания.
– По моей вине?! – разозлился Андрей. – Лейтенант, ты, наверное, чего-то не понимаешь. Я, например, понимаю, все хотят кушать белый хлеб с шоколадным маслом, но надо чувство меры иметь. Нельзя так внаглую злоупотреблять, это тебя до добра не доведет...
– А никто и не злоупотребляет. Я считаю, что виноват ты, капитан. И это будет отражено в протоколе... Тебе что, двухсот рублей жалко?
– Двести рублей?! А кто ремонт мне оплатит?
– Кто виноват, тот за себя и платит.
– Знаешь, мне и денег жалко. Но еще больше жаль справедливости, которую ты так нагло растоптал... Смотри, доиграешься когда-нибудь.
– Ты детишек своих стращай, – усмехнулся в ус Парасюк. – А на меня давить не надо, я не из пугливых...
С видом героического борца за права обездоленных он забрал у Андрея документы на автомобиль и отправился в свою машину заполнять протокол и творить беззаконие. Андрею осталось только проглотить эту пилюлю в надежде, что когда-нибудь она вернется к зарвавшемуся гаишнику в виде желчной отрыжки.
Борис вместе с Катей уехал еще до того, как Парасюк закончил заполнять документы. Андрей испытал облегчение, глядя вслед отъезжающему внедорожнику. Не встреться он с ней сегодня в столь скандальных обстоятельствах, нежный образ Кати по-прежнему точил бы его сердце. Но сегодня он узнал ее истинную стервозную суть и понял, как повезло ему и как влип Борис. Так ему и надо.
Гаишник вернул ему документы и, ничуть не чувствуя за собой вины, с наглыми глазами пожелал Андрею счастливого пути. Мало того, что ему придется поцарапанное крыло за свой счет восстанавливать, так еще и двести рублей штрафа платить. Парасюк обидел такого же служивого человека, каким был сам, и ему хоть бы хны. Андрей таких презирал.
– Смотри, лейтенант, мир тесен и дорожки в нем узкие, – жестко усмехнулся он. – Глядишь, еще встретимся.
– Езжай, езжай, – беспечно отмахнулся от него гаишник.
По дороге в изолятор Андрей попытался развеять досаду. Пытался думать о скором отпуске, который он собирался провести на Черноморском побережье. Он уже почти договорился о путевке в Сочи, денег скопил для праздного времяпрепровождения, будет загорать под пальмами, будет любить красивых девушек, не обремененных домашними комплексами. А о Кате он там даже не вспомнит...
Грусть-тоска развеялась, и через ворота контрольно-пропускного пункта он проезжал в приподнятом настроении. Тюремный двор залит солнечным светом, теплый ветерок приятно приглаживает волосы на висках, и совсем не страшно идти в темный серый мир старинных тюремных казематов, в мир, к которому Андрей сумел хорошо приспособиться, но не смог привыкнуть.
По пути к себе он заглянул в кабинет, который когда-то занимал сам будучи старшим опером. Сейчас за его столом восседал бывший напарник, а ныне подчиненный Саша Лыпарев, такой же капитан по званию и в возрасте тридцати двух лет. Четыре года назад он был уволен из рядов Вооруженных Сил по сокращению штатов и, чтобы не терять выслугу лет, устроился работать в тюрьму. До маленькой пенсии ему оставалось всего девять лет, но месяц службы в следственном изоляторе засчитывается как за полтора, поэтому до двадцатилетнего стажа ему оставалось всего два года. Но считал Саша не только месяцы до предполагаемого увольнения в запас, но и деньги, которые нет-нет да и перепадали ему за всякого рода послабления для заключенных. Именно этим он и занимался в тот момент, когда в кабинет зашел Андрей.
Саша среагировал мгновенно – спрятал только что шелестевшие в руках купюры под стол, изобразил невинный взгляд.
– Закрываться надо, – усмехнулся Андрей.
– А ты бы стучался, – надулся Саша.
– Сколько в этот раз заработал?
– Не твое дело.
– Ну почему же, дело-то мое. Но мы же человеки, значит, должны понимать друг друга...
Он прекрасно знал, кто и как зарабатывает себе прибавку к скудным деньгам, которые почему-то назывались денежным содержанием. Содержание – это когда семью на эти деньги полноценно можно содержать. А так зарплату тюремщика можно было назвать жалованьем, потому как ее жаловали и отнюдь не щедро, как шубу с барского плеча. Жаловали как пустячную подачку. Сам Андрей к деньгам относился философски, понимая при этом, что явление это временное – рано или поздно он обзаведется семьей, и тогда ему без дополнительного заработка просто не обойтись. Может, потому и не спешил он жениться, чтобы не зависеть от обстоятельств. В любом случае он понимал своих коллег, которые занимались в тюрьме всякого рода коммерцией. Продукты питания по тройной цене, даже водка – и то не страшно, если, конечно, в меру. И к поблажкам за неучтенное денежное вознаграждение относился снисходительно – хорошая камера, дополнительное свидание. Но за наркотики и откровенные вымогательства мог ударить. Тому же Саше однажды досталось, получил свою плюху в солнечное сплетение за пакетик анаши, проданный уголовникам. Обиду Саша не затаил, поскольку понимал, что было бы куда хуже, если бы Андрей написал рапорт. А он бы и не стал писать рапорт – принцип у него такой, на своих не доносить. Не самый правильный принцип, потому как порядок в Сизо из-за этого страдает. Но даже самый гнилой коллектив – это все же общность связанных единой целью людей, и если подрывать его изнутри, то рано или поздно грянет катастрофа, в которой пострадают все от мала до велика. Да и как вообще можно работать в коллективе, где все на тебя смотрят волком. В коллективе, где тебя запросто могут подставить, если ты не согласен дудеть в общую дуду.
– Да там ничего такого, – как от пустяка отмахнулся Лыпарев. – Подумаешь, свидание человеку
