– Не окажутся. Женский блок не соприкасается с мужским, да и камеры у нас будут особые, – в глубоком раздумье проговорил Андрей.
А ведь прокурор вполне может ему подгадить напоследок. Сам сядет за злоупотребление и его за собой потянет. Много Андрею не дадут, скорее всего, условным сроком за Парасюка отделается, но карьера будет испорчена. Но что еще хуже, вместе с прокурором может сесть и Вика. А этого он допустить не может...
– Можно обойтись и без них, – она выжидательно посмотрела на него.
– Если я не дожму Окулова, то виновным в убийстве Эльвиры признают Теплицына.
– Дело можно спустить на тормозах. Прокурор готов пойти на компромисс. Дело развалится, но еще раньше Теплицын выйдет на свободу.
– А как же Окулов-старший? Он же жаждет его крови?
– Ему сейчас не до Теплицына. Ему бы сына своего спасти. Он – это единственное, что у него осталось в этой жизни. И поверь, он пойдет на все, чтобы вызволить его из беды...
– А если он узнает, что это сын убил его жену?
– Как он узнает? Доказательств нет.
– Матюшин может прийти в себя, дать показания. А ему есть что сказать. Не зря же Борис пытался его убить.
– А если он ни в чем не признается? Что, если окажется крепким орешком?
– Рано или поздно сломается...
– Тогда я сяду. Вместе с Иваном Герасимовичем, – безотрадно усмехнулась Вика.
– Не сядешь. О том, что Балахнина дала показания против Окулова, знаем только ты и я. А я тебя подставлять не стану...
– Я знала, что ты это скажешь, – благодарно улыбнулась Вика.
И снова ее брови сложились в суровую галочку.
– Значит, Бориса Окулова мы оставляем в покое?
– Только ради тебя.
– А за Теплицына ты не беспокойся. Скоро он будет на свободе...
– А за тебя можно беспокоиться?
Андрей подошел к Вике, взял ее за руку. Холодная рука, ни кровинки в ней. Но это от волнения, подумал он.
– Я очень тебя люблю.
– Я тебя тоже, – поднимаясь, нежно улыбнулась она.
Но увернулась, когда он попытался ее обнять.
– Сейчас не время.
– А когда время?
– Сегодня вечером. Я буду ждать тебя на нашем месте...
В половине восьмого вечера Андрей был возле кинотеатра – при параде, с букетом цветов. Но Вика так и не появилась. И он вдруг понял, что не появится никогда...
Володю Сахарова Андрей нашел в больнице. Его самого в палату к Матюшину не пустили, но Володя все ему рассказал.
– Оклемался, убивец, – торжествующе сказал он. – Пока еще ничего не говорит, но скоро начнет. Все нам, сволочь, расскажет.
– А если нет?
– К тебе за помощью обратимся, – цинично усмехнулся Володя. – На психологии будем играть. Он ненавидит проституток и уж точно не горит желанием пополнить их ряды. А мы ему камеру петушиную предложим, так он сам проституткой станет...
– Я в такие игры не хочу играть, – покачал головой Андрей. – Но если для пользы дела, то будем думать...
– Скорее всего, дело до камеры не дойдет. Запугаем и расколем...
– Есть еще один способ.
– Какой? – заинтригованно вскинулся Сахаров.
– Такой же, психологического воздействия. Я сначала все обмозгую, а потом мы с тобой поговорим, лады?
– Лады.
– Возможно, против Бориса Окулова показания получим.
– У кого что болит...
– Мне помощь твоя нужна.
– По этому Окулову? – с кислым видом спросил Володя.
– Да... Нотариуса нужно найти, который доверенность одну выписал...
– Какую доверенность?
– Генеральную, на автомобиль. Я ее в глаза не видел, но знаю, что такая существует или существовала...
– А какой нотариус?
– Если бы я знал, к тебе бы не обращался...
– У нас в Рубеже не один десяток нотариальных контор.
– Знаю. Были бы у меня полномочия их обойти, я бы сам все сделал... Да и со временем напряги...
– Ладно, посодействуем. Стажеры у нас бездельничают, им поручу...
Володя сдержал свое обещание. На следующий день Андрей получил копию генеральной доверенности, выписанной Борисом Окуловым на имя Эльвиры Окуловой. Он знал, что с ней делать.
Еще через день Володя Сахаров признался в своем бессилии. Как ни пытался уголовный розыск расколоть Матюшина, тот упорно молчал и ни в чем не сознавался. И даже угроза морально-физического насилия не сломала его. Тогда за дело взялся Андрей Сизов.
Глава двадцать шестая
Илья недоумевал. Он уже мог самостоятельно вставать с кровати, свободно ходил по палате, но на суд его так и не отправили.
Зато всех больных из палаты вдруг выписали. И как только Илья остался один, к нему пожаловал Андрей.
– Как самочувствие? – В его улыбке было что-то светлое, обнадеживающее.
– Нормально. Жду, когда меня отвезут на суд.
– Зачем тебе суд? Чтобы тебя освободили под залог?
– Разве это плохо?
– Очень хорошо. Но тебе нужна полная свобода, и я, пожалуй, брошу тебе спасательный круг. Возможно, этот «круг» бросится тебе на шею, чтобы задушить. Но ты парень не слабый, можешь дать отпор. К тому же палата под полным нашим контролем, а за дверью дежурят спецназовцы...
Илья непонимающе смотрел на Андрея. Что это за спасательный круг такой, что может броситься на шею и задушить. Андрей объяснил, и когда в палате появился Кирилл Матюшин, Илья знал, что нужно делать.
Кирилл был слаб, но в палату зашел сам, без посторонней помощи. Илья никак не отреагировал на его появление. Сидел на своей кровати и смотрел на него как на пустое место.
– Снова ты? – пошатнувшись, ослабшим голосом спросил Кирилл.
– Только подойди!
Илья вытащил из рукава острую заточку, сделанную из стальной ложки. Андрей одолжил.
– Злишься на меня, да?
– Я тебя ненавижу... Я тебя за друга держал. А ты меня в спину...
– Это не со зла, – с трудом опускаясь на койку, с повинной головой сказал Кирилл.
– Да мне все равно, со зла или нет. Я к тебе как к человеку относился... Думал, крепче дружбы не бывает...
– А я тебе говорил, никому здесь не верь... И тем более, мне...
– Да иди ты! Мы прежде всего люди, а потом уже арестанты... Это я так думал, пока ты, как та
