– Что это?
– Пропуск, – ухмыльнулся детина.
– Куда?
– В кокосовый рай!.. Давай, в душ и переодевайся. И чтобы под юбкой ничего, поняла?
– Но я не хочу, – мотнула головой девушка.
– Тогда на цепь, и в подвал... Ну, чего стоишь? Час времени у тебя. Ну, пошла!
В комнате, куда ее вчера поместили, было все – даже санузел с душевой кабинкой. Шампуни, гели, крема, косметика, фен – словом, все, что нужно женщине для ухода за собой. А в подвале всего этого не будет. Да и на цепи сидеть не хотелось... Вероника горестно вздохнула и поплелась в душ.
А потом, надев на себя блестящее платье, она долго и с ужасом смотрела на себя в зеркало. Одежда соответствовало ее размеру по той простой причине, что была резиновой, если точней, латексной. Широкое декольте, открытая спина, короткий подол. И эти банты, которые делали ее похожей на безмозглую куклу... У нее не было сомнений в том, что кто-то хочет позабавиться с ней в эротических играх. И этот кто-то – хозяин дома, человек, которому ничего не стоит посадить ее на цепь и оставить без укола.
Со слезами на глазах она худо-бедно привела себя в порядок. Появившийся верзила скептически осмотрел ее, но, в принципе, остался доволен.
– Порядок! – заглянув ей под платье, хмыкнул он.
– Зачем ты это делаешь? – возмутилась девушка.
– А надо так, поняла?
– Я хозяину пожалуюсь.
– Не будь идиоткой. Завтра ты надоешь хозяину, и он пустит тебя по кругу. Как думаешь, что я с тобой тогда сделаю?
– Н-не надоем, – поежившись, пробормотала Вероника.
– Ну да, ну да...
– С-сколько ему лет?
– Пятьдесят с небольшим. А мне двадцать, но с большим... Хочешь, я к тебе сегодня ночью приду?
– З-зачем?
– Сделаешь мне хорошо, а я тебе потом помогу, ну, когда по кругу пустят. Никому не дам... Или тебе нравится, когда по кругу?
– Да пошел ты!
– Сама пошла! – разозлился детина. И несильно толкнул ее в плечо – в сторону двери.
Олег Никитич ждал ее в малом каминном зале. Он сидел в кресле за журнальным столиком и сосредоточенно сдирал кожуру с апельсина. Он был в атласном стеганом халате – как будто нарочно, чтобы походить на мелкопоместного барина.
На экране плазменного телевизора крутилась отвратное кино – лысый мужик с указкой в руке и девочка перед ним в школьной униформе. Классная доска, учительский стол и бедная ученица на коленях...
– Нравится? – лениво спросил Олег Никитич, кивком показав на экран.
– Не очень, – робко качнула головой Вероника.
– Тогда держи, – он торжественно протянул ей очищенный апельсин.
– Зачем? – спрятав за спиной руки, спросила девушка.
– А чтобы помнила мою доброту... Не бойся, он не отравлен...
– Да я и не боюсь...
– Тогда бери!
Ревякин смотрел так, что страшно было ему отказать. Вероника с опаской взяла апельсин.
– Ты как в школе училась? – спросил Альбинос.
Девушка подозрительно глянула на экран.
– Хорошо.
– «Пятерок» много?
– Больше половины.
– А «тройки»?
– Нет, не было.
– Но ведь и «четверка» не очень хорошая оценка. Ты могла учиться на «отлично».
– У меня... у меня с математикой плохо.
– Надо бы тебя наказать, чтобы отлично было.
– Не надо.
– Смотри, как он ее наказывает!
– Я не хочу...
– Так не ты будешь наказывать, а я... Сначала кнут, потом пряник... А потом тебе самой понравится...
– Нет.
– Что нет?.. Я тебе что, не нравлюсь?
– Н-нравитесь, – через силу выдавила девушка.
Вероника понимала, что ей нельзя злить Олега Никитича. Более того, она хотела ублажить его так, чтобы у него и мысли не возникло бросить ее на растерзание толпе голодных псов. Хотела, но ее тошнило от одной мысли, что придется делать с ним
– А может, ты своего Егора любишь?
– А что?
– Предал тебя Егор.
– Я знаю... Лайма говорила.
– Что, говорила?
– Он хотел избавиться от меня, поэтому ее подговорил... Он ее подговорил, и она меня увезла сюда...
– Значит, он ее подговорил, – Олег Никитич в раздумье плотно сжал губы.
– Ну, она так говорила...
– А ты что, ей не веришь?
– Когда верю, когда нет, – пожала плечами Вероника.
Лайма сумела внушить девушке мысль, что Егор предал ее. Но верила она в это, когда ей было плохо, когда выть хотелось от тоски и отчаяния, когда хотелось выместить на ком-нибудь злобу. В такие минуты она проклинала и свою мать, которая предала его на пару с ним... Но здравая частица сознания противилась этим мыслям, более того, иногда брала верх над эмоциями, убеждала Веронику в том, что Лайма обманывает ее – для того, чтобы покрепче привязать к себе.
– Но ведь это правда.
– И вы туда же, – обреченно махнула девушка рукой.
Предатель Егор или нет – в принципе, ей было все равно. Как бы его не поливали грязью, ей все равно не быть с ним. Даже если она вернется домой, к нему больше ни ногой... Но, скорей всего, она к нему не вернется. Чует сердце, что замучают ее здесь до смерти. Сегодня над ней будут измываться, как над провинившейся ученицей. Завтра из нее сделают рабыню на продажу, и тогда старый извращенец возьмется за плеть. Если не забьет до смерти, то бросит толпе. А там такие гориллы, что под ними не выжить...
– Ты что, не веришь мне? – возмутился Альбинос.
– Ну, верю, – вяло пожала девушка плечами.
– Нет, не веришь!.. Тёс! – крикнул он.
И в комнату вошел амбал с лицом, вытесанным, казалось, из темного камня. Замер в стойке «слушаю и повинуюсь».
– Покажи-ка мне, что там сбросил мне на электронку Корифей.
Парень вышел и минут через пять вернулся. Выключил видео, сменил диски, вывел на экран мутную картинку – парень и девушка в широкой межкомнатной арке. Она что-то кому-то говорит, а он молчит, сложив руки внизу живота. Изображение нечеткое, движения заторможенные из-за плохого качества
