– Пока не знаю.
– Так неинтересно, – разочарованно повела рукой Олеся. И пальцами коснулась щеки, показывая, что зубная боль вернулась.
– Ну как это неинтересно? Очень даже интересно. Кто-то играет с нами в очень опасные игры. Сначала появляется привидение, затем – труп. Кому нужна эта мистификация, кому нужно убивать? И зачем?
– Зачем?
– Ломаю голову... Пока есть только одна версия. Человек, который мстит. Горбушина опустим, он – темная лошадка. Михалев и Карцев – здесь связь налицо. Михалев получил заказ на Карцева... Заказ, заказ...
Андрей забыл о существовании Олеси; он разговаривал сам с собой, вслух строил версию, беря за основу мелькнувшую в голове мысль.
– Да, Михалев получил заказ на Карцева. Опустить его, развести на деньги. Заказ был исполнен, Карцева перевели в триста тринадцатую. Затем появляется некий Ситник, сначала он попадает в двести двадцать шестую камеру, где затем умирает Михалев. После он оказывается в триста тринадцатой, где расправляется с Карцевым... Карцева сначала опустили, затем убили. Сценарий. Непонятно кем написанный сценарий, но режиссировали его наши... Не мог же Ситник так просто попасть в двести двадцать шестую... Теперь вот Коваль на очереди. Его подставили под позорную статью. Сначала опустить, потом подставить... Она говорила, что муж боится. Говорила, что есть человек, который может мстить, и ему, и его друзьям. Сначала Карцев, затем Михалев, затем и он сам...
– Что ты там такое говоришь?
Олеся щелкнула пальцами перед его застывшими глазами, затем нежно ладонью огладила волосы над ухом – сначала привела в чувство, затем попыталась успокоить.
– Есть человек, который отомстил Карцеву и собирается отомстить Ковалю. С Ковалем пока не получилось, но все еще впереди. Судя по грандиозной режиссуре, человек этот хорошо подготовился. Задействованы большие силы...
– Я ничего не понимаю... Ты кушать будешь?
– Да, конечно...
Теперь Андрей знал, в каком ключе разговаривать с Бугримовым. Сейчас пообедает – и к нему в кабинет, как он того требовал.
Суп оказался жидким, но было вкусно, а под бутерброд с маслом и вовсе замечательно. Андрей пообедал, поцеловал Олесю, снял шинель с вешалки в прихожей.
– Может, все-таки останешься? – надула она губки.
– Не могу. Если не предпримем меры, завтра у нас еще четвертый труп будет.
– А если я умру от боли? Или от скуки?
– Я приду вечером и тебя оживлю.
– Точно придешь?
– Если сам четвертым трупом не стану, – надевая фуражку, пошутил он.
– Типун тебе на язык!
Олеся, казалось, разволновалась так, что забыла о зубной боли.
– Плевать мне на твою работу! И чтобы, самое позднее, в девятнадцать ноль-ноль был как штык!
– Есть, товарищ командир!
– А еще лучше никуда не ходи...
– Все-таки я пойду.
– Тогда будь осторожен, – встревоженно сказала девушка. – И смотри по сторонам...
Андрей вышел во двор. Серебристого джипа нигде не было. Не ждет его Вика, не караулит, и хорошо, что так. Не хотел он возвращаться к прошлому, когда впереди такое чудное настоящее и будущее.
Сизов торопился, шел без оглядки – вопреки тому, о чем просила его Олеся. Он мог бы и не заметить опасность, если бы сзади вдруг к нему подкрался очередной грабитель, с битой в руке. Но никто не преследовал его, он благополучно миновал безлюдный проулок, вышел на дорогу, за которой начинались тюремные владения.
Осталось только перейти дорогу, но Андрей спешил и лишь в самый последний момент заметил мчащиеся на него «Жигули». Машина шла на большой скорости, чтобы уклониться от удара, не было времени, остался только один выход. Инстинкт самосохранения подал верный сигнал в мозговой центр, тренированные ноги с силой оттолкнулись от земли, вознесли тело.
Андрей коленом больно стукнулся о верхнюю панель капота, плечом – о лобовое стекло. Вектор ударного импульса двигал его вперед вдоль дороги, а сила тяжести стаскивала вниз. В конечном итоге он упал, стукнувшись головой о бордюр...
Глава 18
– Ашотов! Получи – распишись!
– Родионов!..
– Коваль!..
У Вадима «кабанчик» был самым жирным. Сырокопченка, солидных размеров окорок, сыры, булки, апельсины, вермишель быстрого приготовления, сгущенка в полиэтиленовой упаковке, конфеты без оберток, печенье и сигареты россыпью...
Булки и апельсины, правда, были разломаны – инспектора на приеме постарались. Но Вадим не обижался: знающие люди просветили, что были случаи, когда цитрусовые посредством шприца закачивались спиртом, понятно для чего. И в хлеб, случалось, впекали всякую полезную для заключенного, а порой и жизненно необходимую всячину.
Ревун строго следил за отчислениями в камерный общак. Получил передачу, будь добр, отвали куш для общего блага. Робик Ашотов выложил на стол бастурму в грубой нарезке, связку бананов, груду печенья и конфет.
– Это что? – строго спросил Вензель, присутствующий при дележке.
– Вай, бастурма, не видишь! М-м, пальчики оближешь!
– Пальчики оближешь?! – скривился Мотыль. – Ты, лизун, какого беса ты нам бананы тулишь?
– А чо!
– В ачо себе эти бананы вставь! Убери отсюда это фуфло!
– Банан ты, Ашот! – хохотнул Вензель. – Погоняло теперь у тебя теперь такое – Банан!
Вадим смеялся вместе со всеми, хотя в душе и недоумевал. Ну банан и банан, что здесь такого? Но банан по воровской фене – это мужской половой орган. И даже в руки брать банан – считается западло. И краковская колбаса тоже западло, если, конечно, она не порезана. Впрочем, колбасу принимали только в нарезке, опять же чтобы запрещенные вложения через приемку не прошли...
Много идиотизма в тюрьме. Вафельное полотенце здесь называлось полотенцем в клеточку, вытираться им – западло. Почему? Да потому что таким полотенцем петухи пользуются, после того как отработают по половому предназначению. Бред? Бред. А попробуй пойди против правил – зачморят, запомоят. Если, конечно, нечем будет откупиться... Вадим даже слышал, что в некоторых, особо «правильных» камерах даже зубы пастой чистить нельзя, потому как пенная белизна на губах могла вызвать извращенные ассоциации.
Вадим выложил на стол часть от всего, что было в посылке. Утаил только сгущенку, но не из жадности, а опять же чтобы избежать негативного отождествления.
Вензель молча осмотрел добычу, удовлетворенно кивнул и перевел взгляд на следующего данника. Вадим мог возвращаться на свое место.
Он облегченно вздохнул. Блатные его не тронули, можно жить дальше. Тем более что дела его не так уж и плохи, как пытался представить следователь. Зря он плохо думал о Вике, мысленно обзывал ее стервой. Она провела собственное расследование, опросила соседей, установила, что Софья Патрикеева занималась проституцией. Сейчас она занята поисками ее клиентов, рано или поздно найдет кого-нибудь из них. Тогда, как утверждает адвокат, Вадима сначала выпустят под залог, а со временем дело будет закрыто за отсутствием состава преступления. Но главное, жена знает о его невиновности. Вернее, Макс сумел убедить ее в этом. Хотя, положа руку на сердце, Вадим был грешен, не стоило ему ехать на Тургенева. Но в любом случае, все обошлось. Жена верит в его непорочность, отправляет передачу в тюрьму, ждет
