– Ну, поговорить. За Римму...
– Поговорили?
– Поговорили, – сказал Герберт и тут же, спохватившись, забрал свои слова обратно. – То есть хотели поговорить. Но его не было дома...
Но Андрей все-таки сделал вывод, что разговор состоялся. И вряд ли он закончился чем-то хорошим... Улица Восьмого Марта, дом восемь, квартира восемь. Надо бы запомнить адресок.
– Я думал, что вы такой же, как Егор. Но если вы любите Римму, тогда я рад...
Герберт снова был озарен глуповатой улыбкой, видимо, отражающей состояние его души.
– И вообще, я прощу прощения у вас за свое поведение, – искренне повинился он.
– А я вообще-то не обижаюсь, – улыбнулся Андрей.
Но Герберт не так истолковал его слова.
– На больных не обижаются, да? – страдальчески вздохнул он и посмотрел на него глазами ослика Иа.
– Я этого не говорил.
Андрею стало неловко.
– Но подумали... Да вы не один такой. Все так думают... Плохо мне на этом свете живется. Но, поверьте, я не жалуюсь...
– И не надо жаловаться. Не все так плохо.
– Да, не все так плохо, – удрученно кивнул Герберт.
И вдруг озорно посмотрел на Андрея.
– Вот вы в тюрьме работаете, и ничего?
– Хочешь сказать, что мой случай тяжелее твоего?
– А разве нет?
Андрей решил согласиться. Все-таки он человек, а не бездушный упырь. Почему бы не подыграть ущербному?
– Да, наверное, ты прав. Работа у меня не сахар.
– Зэки, уголовники, да?
– Они самые...
– Их охраняете, а сами как в тюрьме?
– Можно сказать, что да...
А ведь Герберт был в чем-то прав. Преступников сажают, судят, они отбывают срок, после чего некоторые из них возвращаются к нормальной жизни. А тюремщик, как бы хорошо он себя ни вел, так и остается в тюрьме. Судьба потому что такая...
– А там страшно, в тюрьме? – в пугливом каком-то ожидании спросил Герберт.
– Кому как. Новичкам да, очень, а есть такие, для кого тюрьма – дом родной.
– Я не такой. Мне было бы страшно... Меня бы там, наверное, убили...
– Почему ты так думаешь?
– Потому что я калека, а там безжалостные люди сидят...
– Есть безжалостные, а есть нормальные. В основной своей массе нормальные. И к инвалидам относятся с пониманием. На руках их не носят, но не обижают. Более того, ударить инвалида – это значит нарушить тюремные понятия. А за это жестоко карают...
Хотел бы Андрей, чтобы сволочей и подонков в тюрьме карали свои же. Но тюремные понятия с каждым годом деградируют, настоящих блатных уголовников становится все меньше, зато все больше прибывает психованных наркоманов и зверствующих идиотов, у которых свои взгляды на жизнь. Воровские законы тоже не медом мазаны, но в них есть хоть какие-то понятия о справедливости. Оперчасть негласно поддерживает эти понятия, даже идет на сговор с ворами, чтобы поддерживать порядок в камерах и в изоляторе в целом. Если бы не это, дубовые отморозки давно бы распоясались и взорвали тюрьму изнутри. Но уже сейчас трудно сказать, смог бы выжить в тюрьме такой инвалид, как Герберт. Попади он в нормальную камеру, скорее всего, да, а окажись среди воинствующих беспредельщиков – наверняка нет. И вряд ли кто-то покарает подонка, посмевшего поднять руку на калеку...
– Мой тебе совет, не нарушай закон и не попадай в тюрьму, – усмехнулся Андрей. – Как говорится, береженого Бог бережет, а не береженого – тюремщик сторожит...
– Да нет, я и не собираюсь закон нарушать, – замялся Герберт. – Просто интересно...
– Я тебе так скажу, если интересно, не знаю, как на Марсе, но в тюрьме жизнь точно есть. Плохая, но есть...
– Но лучше туда не попадать, – думая о чем-то грустном, весело улыбнулся Герберт – вернее, попытался это сделать.
– Не попадай.
Машина свернула на улицу, ведущую к изолятору. Показались мрачные стены, из-за которых выглядывал тюремный корпус – угрюмый и темный, как ночь на какой-нибудь безжизненной планете.
– Страшно, – выдавил из себя Герберт.
Бледное от природы лицо стало белым как мел, губы задрожали.
– Эй, парень, с тобой все в порядке? – забеспокоился Андрей.
– А-а, да, нормально все...
– А трясешься чего?
– Да за отца страшно. Он же здесь сейчас. Как он там?
– С ним все хорошо. Он старший в камере, его все слушаются...
– Компьютер у него.
– Что вы передали, то и есть...
– А мне можно было бы компьютер?.. Вы бы мне его передали?
– Может быть, и передал бы.
Андрей дождался, когда Герберт остановил машину, и впился в него пристальным изнуряющим взглядом. И отрезвляюще хлестко спросил:
– Признавайся, что ты натворил?
– Я?! Натворил?!. – пришел в замешательство парень. – Да нет, что вы!.. Это чисто гипотетически...
– Ну, ну... Смотри, если что есть, лучше сразу сознайся...
Андрей чувствовал, что есть за Гербертом какой-то грех, но не стал пытать его дальше. Он уже и без того порядком опоздал.
Глава 9
Герберта трясло, как законченного алкоголика с похмелья.
– Как ты сюда попал? – возмущенно спросила Римма.
Она не ждала брата и совсем не обрадовалась его появлению. Спала до полудня, еще час нежилась в постели, затем был холодный душ. Сейчас она жарила яичницу с колбасой, за этим занятием и застал ее Герберт.
Пикантность момента состояла в том, что Римма была в одной рубашке – короткой, чуть ниже пояса, – под которой ничего не было.
– Ключ у меня... Это же наша квартира, не забывай... – сказал Герберт, пальцами пытаясь придержать дергающуюся щеку.
– Чья наша? – не удержалась – съязвила Римма. – Мать твоя в могиле, отец в тюрьме... И кто в этом виноват?
– Я знаю, ты меня за это презираешь! – болезненно скривился парень.
– Я тебя не презираю. Я пытаюсь выправить ситуацию, которую ты создал. А ты у меня под ногами вертишься...
– Я... Я хочу валяться в твоих ногах... – с дрянным пафосом простер к ней руки он.
– Только давай без этого... – поморщилась она. – Есть будешь?
– Кусок в горло не лезет.
– Ну как знаешь...
Римма не стала перекладывать готовую яичницу в тарелку, поставила сковородку на стол, чтобы есть
