– Чего?
– Кожаный корсет, чулки с подвязками, хлыст, парик...
Он вспомнил, как Римма предлагала ему заняться любовью в тюремной камере. Сейчас он понимал, что это была игра: она усыпляла его бдительность. Но, возможно, она и в самом деле тогда была не прочь сделать с ним сюжет порнофильма об арестантке и тюремщике...
– Хочешь, чтобы я стала твоей госпожой? – в тон ему спросила она.
– Ты уже стала моей тюремщицей... И тебе бы очень подошли ботфорты и корсет. С резиновым ты хорошо смотрелась, я бы сказал, органично...
– Да уж знаю, – ехидно усмехнулась она. – Нюх тебе отшибло...
Андрей сник. Что верно, то верно, не он, а она его умыла.
– Мужики мои водку пьют, – присев на табурет, беззлобно сказала она.
– И что с того?
– А того... Герман тебя не любит. А у него, когда он пьяный, башню срывает. Может зайти к тебе и застрелить...
– Ни дать ни взять, семейка Адамс, – язвительно скривил губы Андрей.
– Какая есть... Не хочу, чтобы тебя убили...
С табурета она пересела к нему на кушетку. Андрей не стал ее прогонять. Он мог ее столкнуть, но это бы выглядело как истерический всплеск с его стороны. А он не баба, чтобы истерику закатывать...
– Какая ты добрая...
– Я не добрая. Я очень злая, – серьезно сказала Римма. – Просто тебя очень люблю... А может, и не очень... Но хочу. Очень...
– Все-таки ты спала с Гербертом.
– Какое это уже имеет значение? – хищно усмехнулась она. – Герберта больше нет, но ты еще остался...
– Еще?
– Тебе отсюда не выйти. Ты сам должен это понимать. Ты слишком много знаешь...
– Про вас и без меня знают.
– Не знают, а всего лишь догадываются. Все стрелки на Герберта сходятся. На нем и заканчиваются... Его пистолет, он и стрелял в инкассатора. Давай не будем об этом... Я тебя хочу... И ты меня хочешь...
– Не хочу.
– Меня не хочет твоя обида. А твое естество – хочет... Тебе надо немного расслабиться...
Из заднего кармана джинсов она достала плоскую фляжку, отвернула пробку, сделала несколько глотков, протянула Андрею.
– Это тебе поможет.
Он и сам недавно думал о том, что неплохо было бы напиться до беспамятства. Но, во-первых, фляжка маленькая. А во-вторых, там неизвестно что.
– А я ноги не протяну? – с напряженной усмешкой спросил он. – Как Герберт?
– Я же не дура лишать себя удовольствия... Ты же видел, я и сама пила. Очень хорошо вставляет...
– Что это?
– Спецкоктейль. По спецрецепту. Расслабишься сразу...
– Как-нибудь обойдусь...
– Ну, как знаешь.
Казалось, спецкоктейль уже начал на нее действовать. Взгляд затуманила сумеречная пелена, щечки порозовели, губы увлажнились, грудь поднялась, как дрожжевая квашня в кадке. Андрей почувствовал, как и у него внутри все поднимается. Римма заметила, куда направлен его взгляд, блудливо улыбнулась и стянула с себя футболку, обнажая свои большие и упругие прелести. Жеманно потянулась, изображая модель на фотосессии.
– Как я тебе нравлюсь?.. Скажи, что у меня лучше, чем у этой!
Похоже, разговор зашел о Вике... В плане бюста Римма действительно было вне всякой конкуренции.
Андрей отвел взгляд – чтобы не впасть в искушение и не раззадоривать Римму.
– Что, не нравится? – возмутилась она. – У той лучше?..
Сверкнув глазами, она вплотную подошла к нему, двумя руками взяла за подбородок и с неожиданной для нее силой резко задрала вверх его голову.
– У тебя с ней роман? – жестко спросила она.
Андрею пришлось сильно напрячься, чтобы опустить голову: слишком крепко Римма держала его подбородок... Сильные у нее руки. Теперь ясно, как она смогла связать его и запихнуть в багажник своей машины.
– Не твое дело.
– Значит, роман... Хотел бросить меня и уйти к ней?
– Это не имеет значения.
– Имеет!!! Ты имел меня, теперь я буду иметь тебя. И никуда ты от меня не денешься!
– Пошла отсюда! – не вытерпел он.
Римма ударила коротко, без замаха, но так, что у Андрея пошли круги перед глазами и зазвенело в ушах. Он с трудом перехватил вторую руку, выкрутил ее за спину, взял Римму на болевой прием.
– Не надо со мной так! – жестко произнес он. – Я тебе не мальчик для битья!
– Ты от меня никуда не денешься...
В ее голосе не было уже свирепости и угрозы. И звучал он обезоруживающе жалко. Руки у Андрея разжались сами по себе.
Римма смахнула со стола свою футболку, оделась и какое-то время стояла спиной к Андрею. Ладони закрывают лицо, голова наклонена, плечи сжаты, мелко подрагивают. Казалось, она плачет.
Наконец она повернулась к нему лицом. Глаза мокрые, на щеках размазана тушь.
– Ты прости меня, – сокрушенно всхлипнула она. – Я не хотела...
– Чего ты не хотела?
– Глупо как-то все получилось.
– Глупо?!. Это не глупость. Это преступление!.. Я не должен быть здесь.
– Лучше здесь, чем в земле... Дядя уже вынес свой приговор. Или здесь, или пулю в лоб...
– Плевать мне на твоего дядю.
– Не надо так. Он здесь не просто хозяин, он здесь закон. Как скажет, так и будет...
– Ты тоже плюнь на него.
– Не могу...
– А через не могу?
– Тогда и через не хочу... Мне нравится такая жизнь, и я ничего не хочу в ней менять...
– Тебе нравится грабить и убивать?
– Я не убивала.
– А твой дядя?
– Он убивал... И тебя убьет, если будешь много спрашивать...
– Ты его соучастница. Сколько веревочке ни виться, все равно конец будет...
– Нас голыми руками не возьмешь.
– Все так думают, пока за решеткой не оказываются...
– За решеткой сейчас ты. Дядя сам придумал эту камеру, когда строил дом... Если ты думаешь, что сможешь отсюда убежать, выбрось это из головы. Подкоп ты не сделаешь, а дверей целых две – эта и в дом снизу...
– Но ты можешь помочь мне выйти отсюда.
– Это исключено...
– А говоришь, что любишь меня.
Андрей осознавал нелепость ситуации, в которой оказался. Но эта нелепость пригвоздила его к этому клочку забетонированной площади – хоть и незаконно, зато наглухо. Он отстранен от дел, он вырван из
