пачку сотенных долларовых купюр в банковской упаковке. Первые несколько секунд я ошалело смотрел на деньги и в своем удивлении был не одинок, так как Лера, вышедшая в коридор с явным намерением предупредить меня «в последний раз», чтобы я не смел возвращаться домой пьяным, также раскрывши рот, наблюдала за моей рукой, державшей деньги. Я вышел из ступора и сказал вслух:
– Вот как. Значит, все это мне не приснилось.
Лера мгновенно включилась в диалог:
– Что «это»? Где ты вообще вчера таскался? Откуда такие деньги? Где ты их взял? Что ты натворил, пьяная скотина? Убил, что ли, кого?
– Нет, бля, не убил еще, но собираюсь. Как раз подыскиваю кандидатуру, подходящую для такого благого дела. Ты номер один в списке, и если ты не прекратишь парить мне мозги своей истерикой, а выслушаешь все, что я хочу тебе сказать, то, вероятно, тебе повезет, и я тебя из него вычеркну, на время, во всяком случае.
– Так, начинается! Утренний бред пьяного папаши из разряда «я непризнанный гений, но однажды настанет день, и мне дадут Нобелевскую премию за пиздабольство, а эта пачка денег лишь скромный аванс». Говори, давай, придурок, что ты натворил! Дома полно оружия! Если придут тебя забирать, то сделают обыск и все найдут! И нас с Евой еще привлекут вместе с тобой как пособников!
– Пойдем на кухню, милая. Не кричи так, а то весь дом все узнает, и к нам действительно придут, а это совершенно нежелательно, как ты сама понимаешь. Успокойся, мне надо сказать тебе нечто очень и очень важное. Мне предложили отличную работу с шикарным гонораром. Дай-ка, я повешу пальто, и пойдем присядем и поговорим. Тебе, я думаю, будет интересно.
Лера, все еще колеблясь, двинулась за мной на кухню. В ней боролись два противоречивых чувства. С одной стороны, в ее глазах я давно уже превратился в лживого алкоголика, но, с другой стороны, деньги-то были настоящие! И не признать очевидное она не могла, поэтому села за стол, подперла свою милую рыжую голову изящной рукой с длинными аристократическими пальцами и приготовилась слушать. Первое, что она услышала, было:
– У тебя, я знаю, есть в заначке коньяк. Налей мне пару рюмок, без этого я не смогу говорить, мне очень плохо.
– Вот как! Так, значит, все свелось к тому, что ты решил развести меня на опохмел для твоей лживой больной башки? А я-то, дура, купилась! Думала, что действительно что-то стоящее! Что нашелся какой-то идиот и предложил тебе дело! А ты просто решил нажраться, таким вот способом еще и издеваясь надо мной!
Лера была в ярости, она вскочила из-за стола и была похожа на разъяренную рыжую лесную кошку. Аристократические пальцы, увенчанные длинными и острыми ногтями, готовы были вцепиться мне в лицо, но, видно, было в моем взгляде, из мутного на миг превратившегося в абсолютно трезвый и властный, а возможно, и просто жалкий, было что-то такое, что заставило ее вдруг резко замолчать, сесть и, заняв прежнюю позу, небрежно бросить:
– Залезь на антресоли. Там, сразу за дверцей справа, стоит початая бутылка. Делай что хочешь, я ужасно устала от всего этого.
– Ну, вот так-то лучше. Я не злоупотреблю твоей щедростью, просто чуть-чуть поправлюсь и все тебе расскажу.
Достав бутылку великолепного «Chabasse XO», подаренного мне когда-то услужливыми Поставщиками и припрятанного Лерой, я с наслаждением сделал прямо из горлышка несколько жадных глотков. Горло обожгло, но уже через мгновение живое тепло разлилось по всему телу, достигнув кончиков пальцев рук и ног. Голова, как это бывает после хорошего коньяка, прояснилась, очистилась, и мозг стал работать на двести процентов. Я сел напротив Леры и начал самозабвенно врать:
– Один большой человек, мой друг, нанял меня в качестве консультанта по внешнеэкономической деятельности. У него намечаются серьезные деловые отношения с аргентинскими фирмами, и он просил меня заняться этим. Быть его представителем на переговорах в Буэнос-Айресе.
– Господи, боже мой! Где?
– В Буэнос-Айресе. Я что, невнятно излагаю? Я же сказал, что я буду его представителем. Он не знает ни одного языка и боится, что его облапошат эти хитрые латинос. Они знаешь какие прожженные? С ними ухо востро надо держать. И товар мне надо будет отобрать, привезти образцы в Москву, то да се… Короче, я должен лететь в Аргентину, и причем срочно!
– Марк, ты не шутишь?
– Я мог бы показаться шутником, но вот это, я имею в виду деньги, отнюдь не шутка. Это аванс, который надо отрабатывать, и я намерен взяться за дело немедленно.
– И сколько он будет тебе платить? Это постоянная работа?
– Платить он будет сдельно. В зависимости от объемов выполненной работы. А вот постоянная это работа или нет? Ты знаешь, хе-хе-хе, я хотел бы, чтобы она была постоянной. Надо зарекомендовать себя на, так сказать, международном уровне. Стать специалистом-космополитом, ха-ха.
– Марк, я не совсем понимаю твои аллегории, но делаю скидку на твое отвратительное похмельное состояние. Я очень хочу верить, что все, что ты говоришь, – это правда. Ты хоть понимаешь, что ты не можешь ударить в грязь лицом? Что это очень ответственно: работать за границей и быть доверенным лицом?
– Еще бы, конечно, понимаю.
– А тогда тебе нужно, просто жизненно необходимо бросить пить. Своим пьянством ты все погубишь. Оно еще никому не делало добра и ничего, кроме страданий самому пьянице и членам его семьи, не приносило. Посмотри на нашу дочь! Ты представляешь, что ей приходится видеть?! У всех отцы как отцы! Мой отец ни разу не приползал домой «на бровях» так, как это постоянно проделываешь ты. Да и твой отец, думаю, не позволял себе этого. А эти пьяные скандалы! И все на глазах у ребенка! Ты хоть представляешь, кем она вырастет?!! Поклянись, что с сегодняшнего дня ты бросишь пить. Неужели у тебя нет силы воли и ты, словно вконец опустившийся пролетарий, нуждаешься в кодировании? Просто пойми для себя две вещи: алкоголь для тебя – это конец карьеры. И алкоголь для тебя – это верная и скорая смерть. Однажды у тебя случится первый гипертонический криз. Затем они будут происходить регулярно, и однажды твое сердце не выдержит, твои сосуды износятся и ты либо умрешь от сердечного приступа, либо тебя разобьет инсульт, и ты, парализованный, будешь, как говно, неподвижно лежать на проссаном матраце, смотреть в потолок и
