заряд оптимизма и не на шутку перепугался, вообразив, что его издевательства над народным артистом приняли весьма плачевный оборот, когда, как только он спустился с трапа, к нему подошел тот, кого называют обычно «человек в штатском», и пригласил его в стоящий рядом с трапом автомобиль «Ауди» с затемненными стеклами.
– Вы Змей? – тихо спросил водитель у Змея.
– Нет, – испуганно ответил разом протрезвевший Змей. – Меня зовут Михаил.
– Это те же яйца, только в профиль, – весело ответил шофер, давний заочный поклонник Змея и его сайта, – рад буду прокатить живую легенду контркультуры по столице нашей Родины. Прошу садиться, – пригласил шофер и открыл перед Мишей дверцу.
Тут повеселевший Змей взглядом выхватил из толпы грузящихся в автобус пассажиров шляпу Михаила Боярского и развязно заорал, перекрывая своим голосом шум самолетных турбин:
– Мсье Д’Артаньян, пожалуйте в мою карету!!!
Боярский вздрогнул, нахлобучил шляпу поглубже и поспешил скрыться в недрах аэродромного автобуса…
Гера встретил хмельного и расхристанного Змея, не раз по дороге просившего водителя остановиться возле ларьков, где продавалось пиво, с каменным лицом, не сулившим ничего, что могло бы попасть в унисон с настроем питерского гостя. С неприязнью, снизу вверх оглядев нетвердо стоящую на ногах фигуру Михаила, он изрек:
– Я же тебе сказал, что нажираться, да еще в такое мясо, нельзя ни в коем случае! Как я теперь повезу тебя в Кремль в таком виде?! Тоже мне, типичный питерский… – Гера употребил очень сильное и обидное ругательство, после чего Змей пришел в неописуемую ярость и, схватив Геру своей огромной ручищей за грудки, протащил его через весь кабинет по полу, словно Гера был каким-то шлангом от пылесоса. Пригвоздив генерального директора к стене, он поднял его вверх и прохрипел:
– Я Змей, ты понял, козел?! Мне твой Кремль в рог не уперся! Я свободный человек, у меня авторитет такой, что я спокойно могу в Госдуму пройти! Хочу – нажираюсь, хочу – с Боярского шляпу сниму! И ты на Питер не тяни, понял, сука!
– Отпусти меня, – Гере тяжело было говорить, он задыхался, и перед глазами уже пошли синие и оранжевые круги от нехватки кислорода, – пусти, я тебе сказал! – И, видя, что приказной тон лишь раззадоривает Змея, униженно попросил: – Миша, отпусти меня, пожалуйста, ну, я прошу тебя.
Змей с усмешкой разжал руку, и Гера мешком упал вниз. Некоторое время он сидел на полу, держа себя за горло, и судорожно хватал ртом воздух, приходил в себя. Затем, осторожно держась за стену, встал, молча указал Змею на стул, а сам, пошатываясь, дошел до своего стола и с трудом опустился в собственное кресло.
– С приездом в Москву, Змей, – откашлявшись, наконец сказал Гера и выдавил из себя подобие улыбки. – Нрав у тебя крутой, я вижу, так что, я думаю, после всего, что здесь только что произошло, делового разговора у нас не получится. Можешь таким же манером возвращаться в Питер.
Говоря таким образом, Герман рассчитывал хоть как-то понизить космическое самомнение Змея перед тем, как везти его в Кремль «на смотрины», но, похоже, просчитался. Миша встал со своего стула, от души врезал по нему ногой, послал некое абстрактное космическое тело по традиционному адресу, так и сказал «пошло оно на…» и направился к двери, насвистывая песенку Шнура «Когда переехал – не помню, наверное, был я бухой».
И тут Гера понял, что, отпустив сейчас Змея, он потеряет чуть ли не самый главный свой козырь в игре, на кону которой стоит нечто сияющее, чего Гера еще и сам не мог до конца осмыслить, но страстно вожделел. Превозмогая головокружение от трепки, устроенной ему питерским гостем, Гера бросился к Змею через весь кабинет и повис у него на руке, словно солдатская невеста, не пускающая парня в армию.
– Мишаня, ну будет тебе. Ну, пошутили-поглумились и ладно. Вернись, пожалуйста, обратно, я вот и стул тебе подниму…
Змей с равнодушным видом сел на предложенный стул и уставился на маячившего перед ним Геру.
– Говори тогда по делу, Клен, а не фуфлыжничай.
– Да-да, – затараторил Гера, который со стороны сейчас напоминал суетящегося и перебирающего пальцами рук Березовского. Даже спина Германа приняла похожую сутулость, а разрез рта, скорбно изогнувшись, стал напоминать маску «плач» – один из театральных символов. – Разумеется, только по делу. Мы с тобой сейчас поедем в Кремль к Петру Рогачеву. Ты слышал о нем? Знаешь, кто он?
– Разумеется, – важно ответил Змей.
– Так вот, у нас с Петром есть к тебе деловое предложение. Суть его в следующем: вся интересная и популярная интернет-публика пасется у тебя на сайте. Сам сайт давно уже посещают миллионы человек, причем не только из России, но и из Штатов, СНГ и черт знает откуда. То есть у тебя тираж, если перевести все это на бумажный, так сказать, эквивалент, больше, чем у всех вместе взятых российских газет, выходящих за рубежом, понимаешь?
– Еще бы. Не дурак, чай, – еще с большей важностью ответил Миша-Змей и приосанился.
– Так вот, мы хотим предложить тебе работу, суть которой в следующем: ты, не меняя формата, добавляешь в него нашей идеологии, причем сделать это нужно тонко, неуклюжесть мгновенно почувствуется твоими читателями, и они убегут. А надо, чтобы не убежали! Надо, чтобы их становилось еще больше, и особенно молодежи! Пусть потешаются над порнухой, изощряются в албанском и в мате, пусть гордятся тем, что они часть новой культуры, пусть делают что хотят, но все это должно идти с постоянным подтекстом.
– С каким? – спросил умный Змей.
– Слава России, – совершенно серьезно ответил Герман. – Пришло время делать из «подонкаф» патриотов, и кое-кому, а именно нам с тобой, на этом еще и неплохо заработать.
– А вот это уже теплее, – одобрительно закивал Змей, – а то нагрузил, как на комсомольском собрании, даже в памяти всплыло, ха-ха! Можно поподробнее насчет «заработать»? Сколько, какова регулярность выплат, в какой форме?
– Зарплата. Ежемесячно по пять штук «зелени». Лично буду переводить тебе на пластиковую карточку.
