свет придорожной палатки, вознамерившись выпить бутылку пива, отпраздновав тем самым свое спасение. Азербайджанец, хозяин палатки, был шокирован появлением в окошечке перепачканной в саже личности, которая громко потребовала для себя пива, не предложив взамен никакого платежного средства. Однако видавший виды ларечник быстро пришел в себя и, хитро прищурившись, спросил углеобразного человека:
– Эй, слюшай, ты, канэшна, маладэс пилять, но чем платыть будыш?
Рогачев сделал попытку порыться в оторванных карманах, понял, что дело это гиблое, и, недолго думая, стащил с себя часы какой-то типично олигархической марки и такой же стоимости и кинул их азербайджанцу:
– На, лови. Хватит на пиво?
– Канэшна, дорогой!
– Дай рублей пятьсот, я такси поймаю.
– Э, разве эта тики-так пяссот рублэй стоит? На тэбэ трыста, на тачка хватыт. Все равно ты эта часы украл гдэ-та, а я у тэбе пакупай патом в турьма садысь.
– Украл, говоришь? – усмехнулся Рогачев, принимая от торговца бутылку «Балтики» и триста рублей. – А может, ты и прав…
Домой его привез дедушка-ветеран на гниловатом, но все еще бодреньком «Москвиче-412». На работе Рогачев не появлялся три дня.
Два сапога – пара
Гера позвонил жене и сделал попытку что-то соврать насчет срочной работы.
– С ней и заночуешь? – спросила пусть и не умудренная житейским опытом, но обладающая тонким чутьем настоящей женщины Настя.
– Ну что ты, малыш, зачем ты так? Просто очень много работы, понимаешь? Помнишь, я тебе говорил, что многих маститых интернетчиков можно поймать в Сети только по ночам?
– Ты мог бы поработать дома, – устало возразила она, услышав, как за стеной их спальни проснулся малыш и потребовал ее к себе.
– Но ты понимаешь, мне в кабинете как-то лучше думается, как-то все концентрированней, что ли.
– Да-да, понимаю: и думается лучше, и пьется тоже лучше.
– Ну, Настя, ну я ведь не пил, с чего ты взяла. Так, с Петром по чуть-чуть во время обеда. Так я останусь, ты не против?
– Как хочешь.
– Ну вот. Начинается. – Гера почувствовал злость, но у Насти не было ни малейшего желания устраивать телефонные скандалы.
– Извини, мне нужно кормить ребенка. Желаю плодотворной работы. – И отключила телефон. Гера чертыхнулся и тут увидел, как рядом с ним паркуется маленькая «Микра»…
Она подъехала к тому самому ночному заведению, возле которого Гера подобрал ее визитку, столь судьбоносно оставленную в покое ветром. На всякий случай Кира позвонила Рогачеву, который все никак не ехал, но телефон «Vertu» был уничтожен вместе с автомобилем, и ответить по нему Рогачев никак не мог. Решив, что перебравший донжуан спекся и уснул, Кира с удовольствием отправилась на встречу с Германом, благо ехать до «Третьяковской» было делом трех минут.
Ночное заведение оказалось милым и уютным баром, цены в котором фильтровали публику, не превращая заведение в банальную рюмочную с грязной репутацией притона для городской гопоты. Они сидели друг против друга, что-то пили и не могли наговориться, так много общего связывало их. Гера видел перед собой свой всегдашний тип холодной стервы, которая становится в постели ненасытным чертом, вампиром и «делает любовь» так, что вся стервозность сразу уходит на второй план. Гера знал это. Он это видел. Не в силах сдержать влечения, он пригласил Киру в туалетную кабинку, и там, за закрытой на задвижку тонкой дверцей, произошло их первое соитие, после которого Гера понял, что «попал», и попал, как попадает муха в клей. Всеми четырьмя лапками. Без всякой возможности выбраться. Нельзя было назвать это любовью, но с полным правом можно назвать это страстью, а страсть, которая многими воспринимается как любовь, но на самом деле таковой не является, – это самое сильное, сладкое, тонкое и острое, словно лезвие стилета, чувство на этой круглой планете, чуть, впрочем, по словам побывавших в космосе, сплюснутой по краям…
Сняв первое бесконтрольное желание, эти двое принялись кутить напропалую, веселясь, распивая шипучие французские вина и осыпая друг друга ингредиентами общих для них обоих тем. Гера взахлеб принялся рассказывать о своих успехах в деле патриотизации российского Интернета, или просто Рунета, как он его называл, словно заправский уже продвинутый сетевой пользователь, хотя таким он, по сути, и был. Поделился ближайшими планами о поездке в США с целью окончательных переговоров и подписания акта приобретения части «Живого Журнала» его холдингом за деньги рыдающего от такой бесцельной для себя покупки Баламутом.
– Только вот черт его знает, что потом делать с этим журналом, Кира. Понятно, что надо прикармливать с руки основных и ставших давно уже авторитетными владельцев дневничков, чьи дневнички посещает самое большое количество народу, но, боюсь, процесс будет долгим, а хочется все делать быстро и, проверяя состояние счета в родном гренадинском офшоре, смотреть на растущие день ото дня цифры и наслаждаться жизнью.
– Хочешь через наиболее популярных блоггеров влиять на общественное мнение? – Кира задала вопрос со знанием дела, не разводя особенных сантиментов.
– Ну, разумеется. Рад, что ты, милая, понимаешь меня с первого раза. Чем больше у меня будет таких ручных сетевых собачек, тем быстрее Интернет обретет ту нужную, трехцветную окраску, о которой так печется Рогачев и…
– О! Не надо произносить при мне это имя, дорогой. – Кира говорила неискренне, но с расчетом на откровенность Геры по поводу его настоящего отношения к высокому кремлевскому боссу. – Это обыкновенное быдло, лоснящееся от тупо наворованных денег, продавшее за них и за место под красной звездой Спасской башни своего друга и к тому же совершенно не умеющее найти культурный подход к
