– Главное, не шевелись, не то они тебя покусают, – Мистер Ты присел на корточки и сейчас смотрел на Геру снизу вверх. – Как тебе мой сюрприз?
– Хреновый, – прохрипел Гера, – я сейчас упаду.
– Не падай, иначе умрешь. Что может быть глупее, чем умереть на трухлявых досках от укуса гадюки?
– Ты, скотина, сделай же что-нибудь!
– Дерзишь? Неверный ход.
– Прости…те. Снимите их с меня, пожалуйста, – Гера был готов заплакать от страха и безысходной глупости своего положения.
– Снять недолго, но зачем мне помогать тебе? – Мистер Ты улыбнулся, на сей раз не прежней своей беззлобной улыбкой – его лицо выражало явное презрение, и улыбка получилась такой же холодной и пугающей, словно приговор. – Каждый мерзавец, включая и тебя в том числе, должен сделать в этой жизни хоть что-то стоящее. Ты согласен?
– Я со всем согласен, только уберите с меня это дерьмо.
– Тсс! Они не любят громких звуков. Мне твой ответ не нравится. Он идет от гнева, а не от сердца. Я подожду, пока твое сердце подскажет правильные слова. – Мистер Ты картинно подпер руками подбородок и повторил: – Я подожду.
– Я прошу вас. Я сделаю все, что смогу. Все, что вы попросите.
– Представь, что это не змеи сейчас обвивают тебя, а твои враги. Помнишь, о ком я рассказывал? Твой главный враг – это Сеченов, и враг этот убьет тебя, если ты раньше не убьешь его.
– Я убью его. Я его ненавижу, – Герман говорил это искренне, и голос его прозвучал отчетливо: – НЕНАВИЖУ. Он безжалостное чудовище, которое готово жрать людей без остановки.
– А если я попрошу тебя поклясться?
– Клянусь. Мне нечем дышать, снимите их!
… – Ну-ну, все в порядке, дыши глубоко, – Мистер Ты несильно похлопал Геру по щеке. – Пора приходить в себя.
Тот же стол и тот же графинчик саке на нем. И так же напротив сидит Мистер Ты в своем фиолетовом шейном платке. И никаких змей.
Своя игра. Москва. 1995–1999 годы
– Мужик, родной, да на тебе лица нет!
Генерал Петя суетился возле носилок, на которых четверо солдат внесли Игоря. Тот лежал неподвижно, не в силах пошевелиться. Недавний «сеанс» полностью лишил его сил, и сейчас все плыло перед глазами, руки и ноги были холодными, а тело колотил озноб.
– Чего смотрите на меня, как бараны винторогие?! Врача сюда! «Скорую»! Бегом! – Сеченов орал так, что подвески старорежимной царской люстры, оставшейся в здании на Лубянской площади еще со времен страхового общества «Россия», зазвенели с мелодичным звуком карильона Петропавловской крепости.
– Не надо никакого врача, – Игорь приподнялся на локтях, – у меня творческий кризис, врач такое не лечит.
– Точно? А то смотри, можем кого угодно вызвать, хоть министра здравоохранения, ты только скажи, – генерал Петя с уважением поглядел на Игоря. – Во! Ты вроде как розовеешь, а то был весь бледный, я вначале решил, что тебя ранили.
– Да мне чуть полежать, и буду как новый.
– Чего, мне, может, выйти? Придешь в себя, потом и побеседуем?
– Да ну что вы. Я вполне могу говорить. Небось хотите спросить, чего ради меня понесло на Тверскую?
Сеченов усмехнулся:
– Нет. Здесь как раз все понятно. Ты же хотел себя показать, вот и показал. Честно признаюсь, я впечатлился, и не я один. Тебя как хоть зовут-то?
– Дагон.
– Как?! Что у тебя за имя такое? Ты армянин, что ли?
– Это второе имя, по роду моих занятий, так сказать, – уточнил Игорь.
– По роду занятий… Вот я по роду занятий генерал, а ты кто?
– Медиум.
– Шаманишь?
– Ну, вроде того.
– Интересно. И как ты… Вернее, где ты этому научился?
– Этому не учатся, товарищ генерал, с этим рождаются. И не могу сказать, что это богатое наследство. Мне, во всяком случае, с ним одни неприятности.
Генерал взял со стола пластмассовую зубочистку в виде миниатюрной шпаги и некоторое время сосредоточенно грыз ее, выплевывая кусочки белого пластика прямо на пол. Сгрыз весь клинок до эфеса и спросил:
– А родом откуда?
– Из Грозного.
– Вон как… Там сейчас сложно все. Небось сам знаешь? А где там жил-то? Я вроде Грозный неплохо знаю, сам там прослужил полгода в то еще, мирное время.
– На Красина.
– В Ташкале?
– Да, Старопромысловский район.
– Красина вроде небольшая улица?
– Ну как вам сказать, средняя… У нас там свой дом был.
– По четной стороне?
– Нет. По нечетной, ближе к парку.
– Это не такой с зеленой крышей и там еще сарай железный во дворе?
– Нет. Крыша была железом крыта, а во дворе гараж. Кирпичный. А вы зачем так подробно меня расспрашиваете?
Генерал потянулся было за еще одной зубочисткой, но передумал и отдернул руку:
– Помню этот дом. Был там такой. Номер семнадцать. А спрашиваю потому, что слова твои мне будет сложно проверить. Война…
– Не семнадцать, а девятнадцать. А за каким этим самым вы меня проверять вздумали?
Генерал Петя посмотрел на Игоря очень серьезно и ответил:
– Я же говорю, ты на меня хорошее впечатление произвел. И не только на меня. Хочу тебя кое с кем познакомить после того, как оклемаешься. Очень может статься, что встреча наша не случайная. Как тебя там?
– Дагон.
– Ну да… А кроме армянского имени, может, все-таки назовешь свое настоящее, а то у нас под псевдонимами только агентура проходит.
– Андрей Романыч Киселев, одна тыща девятьсот шестьдесят…
– Это ты в анкете напишешь. Есть анкетка такая замечательная, называется «хочу все знать», вот в ней и ответишь подробно, когда родился, куда сгодился, а я проверю. Сейчас давай просто поговорим. Я тебе благодарен, ты меня избавил от разных мелких неприятностей, – и Сеченов покосился в угол кабинета, где стоял несгораемый шкаф, куда он, от греха, убрал разряженный ПСМ. – Так раз ты медиум, стало быть, гипнозом владеешь?
– Вы же видели. Только это не совсем гипноз, а нечто более сложное. В том плане, что в глаза никому смотреть не нужно, повторять по сто раз одно и то же не нужно, раскачивать перед глазами кулон на веревочке ни к чему. Есть техника, благодаря которой можно успокоить любое количество народу, что я и проделал. Зато все без последствий кончилось. Просто вспомнил девяносто третий, сколько тогда погибло, и не смог усидеть дома.
– А раньше ты пробовал вот так же? Я имею в виду, с таким количеством людей ты пробовал?
– Нет, – почти честно ответил Игорь, – это впервые. Может, это высокие слова, но меня на Тверскую
