Остальные суда получили повреждения. В сердцевине звездочки, нарисованной на рубке «С-101», появилась цифра «6».
Вот что представлял собой капитан 2 ранга Егоров, назначенный после пополнения бригады новыми «эсками» командирам пятого дивизиона. Лодку он сдал своему старпому капитан-лейтенанту Евгению Трофимову.
Третьим дивизионом продолжал командовать Владимир Алексеевич Иванов. На «Щ-404» его сменил капитан-лейтенант Григорий Макаренков. Таким образом, на всех четырех «щуках», составлявших дивизион, теперь были молодые, назначенные уже во время войны командиры. Впрочем, Шуйского считать молодым командиром можно было лишь с известной натяжкой: он вернулся на свою довоенную должность. А по своим боевым делам все четыре командира-«щукаря» — вполне зрелые подводные воины.
Наша промышленность уже не выпускает «щуки». Но дивизион Иванова не бесперспективен в смысле дальнейшего роста. Мы знаем, что строятся «малютки» нового проекта — двухвальные, с четырьмя торпедными аппаратами, с большей дальностью и скоростью хода. Когда мы получим эти корабли, их целесообразно будет объединить в один дивизион со «щуками». По своим характеристикам они ближе к этим кораблям, чем к ныне действующим «малюткам». Значит, и третий дивизион будет пополняться.
Четвертый дивизион разросся и продолжает получать новые лодки. Одному Морозову трудно вводить в строй молодых командиров: не хватает, что называется, рук. Жизнь подсказала выход: сформировать шестой дивизион «малюток». Командиром его назначили капитана 2 ранга Фисановича. Более подходящую кандидатуру для этой должности представить себе трудно. Он великолепно знает «малютки», прекрасно ими управляет. Израиль Ильич — умный, тонкий тактик, не лишенный к тому же педагогического дара.
В просторной, светлой комнате береговой базы, напоминающей учебный класс, рядом с черной доской развешаны листы ватмана с нанесенными на них морской обстановкой и ломаными линиями боевого маневрирования. Схемы старательно вычерчены Зубрилкиным — штурманом «Щ-422». А командир лодки — Федор Алексеевич Видяев — стоит у схем с указкой в руках.
За черными, в цвет доски, столами — командиры лодок, старпомы, заместители командиров по политчасти, комдивы, работники штаба и политотдела. Идет публичный разбор похода…
Обычно лодку, возвращавшуюся с моря, на пирсе встречали командующий флотом и комбриг. Тут же, на причале, командир корабля коротко докладывал о результатах плавания.
— Подробно доложите послезавтра, — распоряжался командующий, — а сейчас — отдыхать.
Но отдохнуть командиру было не так-то просто. Ему предстояло очень обстоятельно, без малейшей утайки обо всем рассказать командирам дивизиона и бригады. Это был живой, творческий разговор, на котором могли возникнуть и полемика, столкновение мнений. Поход обсуждался всесторонне, расставлялись, как говорится, все точки над «и». В назначенное время все вместе шли к командующему. И командующий внимательно выслушивал всех.
Арсений Григорьевич Головко к таким разборам относился очень серьезно и вдумчиво. Он вникал во все детали и мелочи, иногда находил в этих деталях такое, за что мы получали основательную взбучку. Но частности не заслоняли ему главного. В своей итоговой оценке командующий был всегда объективен.
Для нас эти разборы у командующего были очень полезной учебой. А чтобы школа каждого интересного похода имела еще большее число учеников, было решено проводить также и разборы с привлечением широкого круга лиц, и в первую очередь командиров лодок. Такому разбору подвергались все чем-либо примечательные походы. С 1942 года эта практика прочно укоренилась на бригаде.
И вот Видяев докладывает офицерам — это слово все прочнее входит в наш обиход — о своем боевом плавании. На плечах у него, как и у всех присутствующих, выделяются желтые полосы погон. Их ввели на флоте около месяца назад, и глаз с трудом привыкает к этому изменению такой привычной морской формы.
Федор Алексеевич не речист. Но этого-то, в общем, от него и не требуется. Тут важны не красивые слова, а дела. Ну, а о делах красноречиво говорят схемы. С пояснениями, даже самыми лаконичными, они воспроизводят всю картину атак.
— Двадцатого февраля в четырнадцать пятьдесят, — докладывает Видяев, — акустик Жучков услышал шум винтов. Видимости никакой, снежный заряд. Начали сближаться по акустическим пеленгам. В пятнадцать ноль три обнаружили в перископ мачты. В пятнадцать двадцать одну показался конвой: транспорт и три сторожевика. Потом за кормой транспорта обнаружили четвертый сторожевик и второй транспорт. В ходе атаки замечали все новые и новые суда. В общей сложности насчитали пятнадцать кораблей, транспортов и катеров.
Решили атаковать первый транспорт. Он был самый большой и удобный для атаки. В шестнадцать пятнадцать с дистанции десять кабельтовых дали четырехторпедный залп. Попали двумя торпедами. Транспорт на восемь тысяч тонн водоизмещением затонул. Преследовали нас два сторожевика и три катера-охотника. Но сбросили почему-то всего одиннадцать бомб…
Так же коротко и скупо рассказывает Федор Алексеевич о второй атаке, состоявшейся 27 февраля. Тогда сближение с целью тоже началось по данным акустики. Этой целью оказался сторожевой корабль водоизмещением в восемьсот тонн. За минуту до залпа командир отчетливо увидел на его гафеле фашистский, военно-морской флаг. Удар был нанесен с семи кабельтовых. Три из четырех торпед поразили цель. Со сторожевиком было покончено. Лодку атаковали катера. Сбросили они всего четыре бомбы, но взрывы были близкие и сильные. После этого лодка начала форсировать на большой глубине минное поле, чтобы взять курс в базу. В Полярное «Щ-422» вернулась 1 марта.
Скользит указка по схемам. Внимательно слушают офицеры Федора Видяева. За сжатым описанием хода событий они видят детали, каждому знакомые и понятные, — ведь и самим так же приходилось. Поднимается несколько рук — задаются вопросы. К атакам Видяева все относятся с большим интересом. Он уже привлек внимание товарищей своим «почерком» — цепкостью и стремлением во что бы то ни стало атаковать с возможно меньшей дистанции.
Среди офицеров, присутствующих на разборе, и командиры тихоокеанских лодок: Кучеренко, Сушкин, Щедрин. Они ловят каждое слово Видяева. Для них эта школа особенно ценна: им еще не приходилось бывать в боевых походах. А в море они рвутся страшно. Но «С-51» еще не вышла из ремонта, а Сушкину и Щедрину я сказал:
— Сначала пообвыкнете здесь, присмотритесь, примем у вас по учебной атаке, а там и в море пойдете.
Поначалу они, как и Кучеренко, немного обиделись:
— Да разве мы мало в учебные атаки выходили? К чему эти формальности? Только время зря теряем.
Но порядок есть порядок. И прежде чем выпускать лодку в боевой поход, надо удостовериться, что пойдет она действительно не зря, что командир не растратил своих навыков, что ему можно доверить судьбы полусотни моряков.
Побывали тихоокеанцы на разборе видяевского похода. Многое они осмыслили по-новому. А потом на нашей неторопливой плавбазе «Умба» вышел я на Кильдинский плёс, чтобы принять атаки у Сушкина и Щедрина. Ко всеобщей радости, тренировочные атаки были выполнены обоими успешно: скрытно и метко. Не на словах, а на деле продемонстрировали они свое мастерство. Было решено послать лодки на позиции.
Лодки вышли в море одна за другой, с интервалом в три дня. «С-55» — 28 марта, «С-56» — 31-го. Оба экипажа восприняли это как праздник.
— Успеха мы добьемся обязательно, — уверенно сказал Щедрин офицерам, доводя до них задачи, поставленные на поход. И это не было хвастовством. Григорий Иванович варил в экипаж, верил и в свои силы. Он, в прошлом торговый моряк, капитал парохода, нашел в подводной службе свое истинное призвание и был, по отзывам Трипольского, очень способным командиром. Трипольский, кстати сказать, отправился в этот поход со Щедриным.
Первой открыла боевой счет «С-55». Да как! На следующий день после выхода из базы она атаковала в конвое сразу два транспорта, идущие очень близко друг от друга. Две торпеды попали в головное судно водоизмещением в восемь тысяч тонн, одна — во второе, на две тысячи тонн. Преследовали лодку
