рассказываю об этом так подробно. Стемнело. Меня охватило непонятное смутное беспокойство. Я стал. Напряженно прислушиваться к тишине. И вдруг…
Тут голос Липатова оборвался, он с силой потер лоб и зябко передернул плечами
Знаете, иногда бывает так слушаешь рассказчика, а воображение забегает вперед, рисует нечто невероятное, фантастическое. А на деле все оказывается другим, гораздо проще, обычнее Но это не удивляет так и должно быть. Ведь невероятного не происходит.
Слушая Липатова, я тоже невольно забегал мыслями вперед, и, когда мой ночной собеседник дошел в своем рассказе до того места, когда он стал напряженно прислушиваться к тишине, у меня мелькнуло странное предположение. Но оно было настолько неправдоподобно, настолько нелепо, что я тут же его отбросил. Однако в то же самое мгновение, не знаю, как это объяснить, но я почувствовал, что Липатов сейчас расскажет именно то, о чем я подумал. Я отлично понимал, что этого не могло случиться, что такое вообще невозможно, и, несмотря ни на что, уже твердо знал, что именно так оно и было. И от этой уверенности у меня неприятно засосало под ложечкой, а по спине поползли холодные мурашки.
— И вдруг, — продолжал между тем Липатов, — вдруг я услышал… Нет, нет, слово не то. Это было очень странное ощущение В моем сознании возникли слова, нет, скорее мысли. Тут трудно провести грань. Ведь мы вообще мыслим словами, хотя иногда течение мысли их и опережает. Но слова это были или мысли — они складывались в законченные фразы. И все это — независимо от моего желания, от меня. Но самое удивительное состояло в том, что все эти слова, построение фраз, весь, так сказать, склад логики — все это было Юрино. Признаться, я сильно испугался — решил, что начинаю сходить с ума. Перешел к другому борту — странное явление не прекращалось, поднялся на главную палубу — то же самое. Почти бегом я устремился к ресторану, откуда доносились звуки джаза. Резкие мелодии труб сделали свое дело необычное ощущение постепенно прекратилось. Мной овладела страшная усталость. Я чувствовал себя совершенно опустошенным. Обычно я не употребляю крепких напитков, но в тот вечер, могу вам признаться, опрокинул в себя целый стакан коньяка. А добравшись до каюты, поспешил лечь в постель и, укрывшись с головой, забылся тяжелым сном. Среди ночи я проснулся, словно от какого-то толчка. Сквозь иллюминатор пробивался серый предутренний свет. Я приподнялся на койке и посмотрел на часы. Было начало пятого по местному времени. Сознание работало с необычайной ясностью. Я отчетливо вспомнил все, что произошло накануне вечером. Теперь, когда нервный шок, вызванный вчерашней неожиданностью, уже прошел, мне вдруг захотелось узнать, что именно сообщил загадочный «внутренний голос» Я стал припоминать, и к своему удивлению обнаружил, что без труда могу почти все восстановить в памяти. Возможно, это тоже было следствием вчерашнего нервного напряжения. Но каждая мысль отчетливо запечатлелась где-то в подсознании. По мере того как я восстанавливал смысл, меня охватывало необычайное, ни с чем не сравнимое удивление. Представьте, это было решение, точнее — часть решения нашей задачи, над которой мы так долго и безуспешно бились. Решение свежее, оригинальное. Я не верил себе, мне казалось, что все это какой-то странный удивительный сон. Я зажег лампу, схватил карандаш и быстро набросал решение на бумаге. Стал производить необходимые подсчеты…
Закончив, я взглянул в иллюминатор. Солнце уже поднялось высоко над морем. У меня было странное ощущение, что я существую как-то отдельно от всего остального и все, что меня окружает, находится совсем в другом измерении.
Прохладный душ вернул меня в привычный мир. Я подошел к столу и еще раз пробежал глазами вычисления. Все было верно. Не оставалось никаких сомнений в том, что у меня в руках находится важное научное открытие, точнее — его первая половина.
— Но послушайте, — вырвалось у меня, — ведь это же какая-то мистика!
— Сначала и у меня было такое ощущение. Но ведь это всего лишь непосредственная субъективная реакция. Поскольку событие реально произошло, оно должно иметь естественную причину.
— И вам удалось ее найти? — спросил я с интересом.
Липатов пожал плечами.
— Это не так просто…
— Но есть же у вас какие-то предположения? Какая-то гипотеза?
Липатов промолчал.
— А ведь знаете, все что вы рассказали весьма походит на телепатию… На передачу мыслей.
Липатов внимательно посмотрел на меня.
— Вы серьезно?
— Вполне. А разве вам самому не приходило в голову подобное предположение?
— Признаться, нет. Я, разумеется, знаком со всеми разговорами и спорами, которые ведутся по поводу телепатии. Но, честно говоря, отношусь к этому довольно скептически. В лучшем случае, это только гипотеза…
— Гипотеза, потому что мы не знаем механизма. Но есть множество фактов вполне достоверных, для которых трудно найти иное объяснение. Разве не может существовать какой-то носитель информации, вырабатываемой мозгом?
— Во всяком случае, я не отвергаю такой возможности, — отозвался Липатов. — Готов допустить, что при определенных обстоятельствах можно на расстоянии уловить мысли другого человека. Живого. Но мысли человека, который давно умер? Это, знаете ли, слишком! Попахивает спиритизмом.
— Об этом я не подумал…
И вдруг неожиданная мысль поразила меня:
— Послушайте, а что если он… жив?
— Нет. Его тело прибило к берегу через два дня после катастрофы.
— В таком случае и я отказываюсь что-либо понимать.
— Знаете ли вы, что такое ассоциативное мышление? — вдруг сказал Липатов. — Впрочем, это не совсем то. Я хочу сказать, что каждый человек мыслит индивидуально, по-своему. Если мы с вами начнем решать одну и ту же задачу, каждый будет делать это не так, как другой, пойдет своими путями. Я не физиолог и не психолог, но как кибернетик думаю это связано с тем, что у каждого человека имеется, так сказать, своя эвристическая программа, свой метод нахождения неизвестного. У каждого действует своя система связей между различными мозговыми клетками, определенная система «переключений»…
— Например, вы и Кузнецов? Вы и ваш друг мыслили по-разному. Это вы хотели сказать?
Липатов кивнул.
— Впрочем, не вижу, какое отношение это имеет к вашей загадке.
— Видите ли, какая штука… Когда два человека, двое ученых долго работают вместе, бок о бок, когда они изо дня в день вместе решают всевозможные задачи, рассуждают, спорят, это не может пройти бесследно. Каждый невольно оказывает влияние на другого. Внешне это может никак не проявляться. Но где-то в подсознании что-то откладывается. И при определенных обстоятельствах может произойти… ну, как бы это лучше выразиться, нечто вроде переключения…
— Вы хотите сказать, — воскликнул я, — что в этот вечер ваш мозг переключился на систему Кузнецова! И благодаря этому вы пришли к решению?
— Примерно так…
— Ну, знаете ли… Пожалуй, это еще более невероятно, чем телепатия.
— Но мы еще многого не знаем о законах мышления, — воз¬разил Липатов. — Впрочем, возможно, вы правы… Но ведь Кузнецов все-таки умер, — добавил он.
Пока Липатов излагал свою версию, меня все время мучила какая-то неясная мысль. Мне казалось, что я не то слышал, не то читал нечто такое, что могло бы разрешить загадку. И вдруг я вспомнил. Это было в одном научно-фантастическом рассказе. Автор утверждал, что все человеческие мысли, излучаясь, образуют вокруг Земли своеобразное, ну, что ли, «поле информации», из которого их можно при определенных условиях извлекать. Я сказал об этом Липатову.
— Помню, помню, — отозвался он. — Как же, читал. И эта идея сначала так меня возмутила, что я хотел даже написать в газету…
— Но не написали?
— Нет, я подумал, что фантаст в отличие от ученого свободнее в своих предположениях.
Мы помолчали.
— Так значит, — спросил я, — телепатию вы решительно отвергаете?
