было загрузить трюм ценнейшим товаром самому, не прибегая к услугам перекупщиков из Кадиса и Лиссабона, Амстердама и Лондона — этих пройдох с бульдожьей хваткой. Разумеется все эти выгодные обстоятельства требовали изрядного мужества и сопровождались огромным риском, на который мог пойти далеко не каждый, тем более что рисковать приходилось, в первую очередь, собственной головой. Что касается походов в Индию, к остиндским островам или к западному побережью Америки, то они были сопряжены, пожалуй, с не меньшим риском: ведь нужно было огибать мыс Доброй Надежды или зловещий мыс Горн и порой неделями противостоять натиску ураганов и гигантских волн.
Мужчина, уже основательно промокший, повернул, наконец, к дому братства мореходов, и тут ему вдруг пришла на ум еще одна причина, по которой он предпочитал выходить в море в одиночку — причина, о которой менее весе следовало знать Томасу Утенхольту, по крайней мере, до поры.
Позднее, если ему и впрямь суждено стать членом правления гильдии, он ее скрывать не станет. А пока лучше всего осторожно помалкивать насчет того, что сам он к частным конвоирам не питает никакого доверия, а уж к Томасу Утенхольту — и подавно. Ясно, что тот заботится лишь о толщине собственного кошелька: какое ему дело до безопасности гамбургских торговых судов, пусть даже он и разглагольствует о ней при каждом удобном случае.
А что же город и его премудрый совет? Почему он никак не раскошелится на постройку хотя бы одного- едииственного хорошо вооруженного фрегата?
Почему охрану купеческих караванов от пиратов и каперов поручают частным конвоирам? Неужто эти господа полагают, что таким путем им удастся сохранять нейтралитет и не ввязываться в военные действия, заявляя, к примеру, что все столкновения конвойных кораблей, будь то утенхольтовы или чьи-либо еще, с каперами и рейдерами есть дело частное и к городу никакого отношения не имеющее? Такую политику отцы города вели вот уже на протяжении тридцати лет: рассуждая о нейтралитете, продавали мушкеты, пушки, картечные ядра, порох и свинец и императору, и Лиге, и протестантской унии, неплохо на этом наживаясь. Город богател. Он уже оставил далеко за собой Любек — некогда гордую главу Ганзы, — которому не составило в свое время труда помочь Густаву Вазе овладеть шведским престолом, а Фридриху Голштинскому — датским, и который без малого сто лет тому назад одолел Швецию в изнурительной семилетней войне на море. И что же: Гамбург, этот главный вывозной порт империи, не держит в море даже завалящего четырехпушечного флейта, не говоря уже о фрегате!
Возле дома братства Карфангер на минуту задержался, отряхивая мокрый плащ, затем решительно толкнул дверь и вошел в пивную, занимавшую большую часть нижнего этажа. Здесь за столами сидели капитаны и шкиперы числом не менее полусотни: одни сдвинули широкополые черные шляпы далеко на затылок, другие побросали их прямо на добела выскобленные столы, в беспорядке заставленные пивными жбанами, глиняными кружками и кувшинами с вином. В руках у некоторых дымились глиняные голландские трубки с длинными чубуками. Несколько наполненных китовым жиром светильников и восковых свечей кое- как освещали заведение, в котором стоял гомон десятков хриплых голосов, привыкших заглушать вой ветра и грохот бьющей в борт корабля волны. Временами помещение оглашалось раскатами дружного хохота; собеседники в разговоре не скупились на крепкие словечки, понятные любому завсегдатаю портовых кабаков от Киля до Лиссабона.
На палубах своих судов эти морские волки получали неограниченную власть над телом и душой каждого из команды, как только в гамбургском порту отдавались швартовы и поднимались паруса. Одни командовали китобойцами — их гамбургский флот насчитывал свыше пятидесяти, — другие — «купцами», кое-кто и сам владел судном, которым командовал, большинство же было капитанами на службе у судовладельцев. Это были разные люди: молодые, не бывавшие дальше Ла-Манша, и старые, успевшие на своем веку избороздить едва ли не все моря и океаны и выпить рому во всех портовых кабачках Старого и Нового Света.
Едва Карфангер появился на пороге, как его окликнул один из сидевших возле двери:
— Эге, да это Карфангер! Проходи, садись к нам, старый морской волк!
Какие дьяволы в такую погоду гонят тебя из дому, да еще и от молодой жены? Поди и двух недель не прошло с вашей свадьбы?
— Приветствую тебя, Маттиас Дреер, и тебя, Мартин Хольсте, здравствуйте все, — отвечал Карфангер, бросая плащ на спинку стула.
Слегка наклонившись над столом, он кивком головы указал на видневшуюся в глубине помещения дверь, которая вела в залу собраний правления гильдии.
— Э, да вот оно что! Теперь понятно, почему ты здесь, — воскликнул Маттиас Дреер, молодой шкипер лет двадцати пяти, а Мартин Хольсте, который был на десять лет старше, добавил:
— Пришел поздравить нового члена правления? Рановато, однако, явился, мог бы дождаться и лучшей погоды. Еще неизвестно, сумеют ли старики сегодня вообще договориться.
Ясно, значит пока что не выбрали никого. Однако Беренту Карфангеру хотелось разузнать обо всем поподробнее. Оглядевшись по сторонам, он заметил за одним из столов у самой двери в залу собраний своего тестя Иоханна Хармсена и тотчас встал и направился к нему. Торопливо поздоровавшись и вешая промокший плащ на спинку стула, он спросил:
— Ну, как там?
Хармсен пожал плечами и протянул:
— Хм! Сдается мне, на этот раз роды будут нелегкими.
— А мой дядя уже говорил!
— Пока еще нет, садись, подождем немного.
Берент Карфангер уселся за стол напротив тестя. Темно-русые волосы молодого шкипера, расчесанные на прямой пробор, спадали на белоснежный кружевной воротник. Его узкое бледное лицо, которое подошло бы скорее кабинетному ученому, чем моряку, оттеняли небольшая, по тогдашней моде, бородка и тонкая полоска усов. Руки его казались нежными. Вряд ли кто-нибудь из посторонних поверил бы, что эти руки могут всадить гарпун в горб гренландского кита по самое древко или в хорошую волну удерживать штурвал фрегата, идущего в крутой бейдевинд. И уж вовсе трудно было себе представить, что этот молодой человек далеко не богатырского телосложения умел так обращаться с, мягко говоря, не очень-то покладистыми морскими волками из команды своего судна, что у последних не возникало и мысли перечить капитану.
А между тем обстановка в зале собраний стала ничуть не менее оживленной, чем в пивной, правда, по несколько иной причине: вот уже более двух часов старейшины гильдии не могли прийти к соглашению относительно преемника покойного капитана Карстена Реймерса. Споры грозили затянуться за полночь, и это явно надоело одному из сидевших за длинным столом — Алерту Хильдебрандсену Гроту, статному мужчине пятидесяти с небольшим лет.
Резким движением отодвинув наполовину отгороженную пивную кружку, он обратился к присутствующим:
— Ну, хорошо, любезные братья и друзья, я отлично понимаю, что те, кто ходит в Гренландию, хотели бы видеть в кресле Карстена Реймерса своего, «гренландца», кто ходит в Испанию — «испанца», а те, кто ходит в Архангельск — «россиянина». Это все ясно, как ясно небо в морозную лунную ночь. Ясно и то, что мы хотим и должны выбрать нового члена правления до того, как корабли начнут выходить в море. Карстен Реймерс знал Гренландское море не хуже, чем пруд возле своего дома, он бывал и в российских, и в испанских портах. Не раз и не два он огибал мыс Горн и мыс Доброй Надежды, видел берега Бразилии и Ост-Индии.
Многие из присутствующих согласно закивали при этом, и Алерт Грот продолжал:
— Вот почему я сейчас хочу предложить на его место такого человека, который одинаково устраивал бы всех нас, как это было при жизни Карстена Реймерса.
Тут Алерт Грот сделал долгую паузу, и некоторые стали уже выказывать нетерпение, по зале прокатился ропот, грозивший вновь обратить собрание в бесплодную перепалку, как вдруг раздался надтреснутый голос старого Томаса Утенхольта:
— Так кого же все-таки имеет в виду уважаемый господин Грот?
Презрительная усмешка, на мгновение скривившая губы старика, не укрылась от Алерта Грота, он почувствовал, как в груди закипает ярость, однако тут же сдержал себя. Томас Утенхольт не только мог повлиять на исход выборов, он был еще и судовладельцем, на службе у которого состоял сам Алерт Хильдебрандсен Грот, нередко принимавший командование одним из кораблей-конвоиров. Помимо этого,
