сновали повсюду, ими были полны рестораны, гостиницы, магазины, а мусорщик, официант или лифтер только и говорили что о новой премьере, упоминали громкие имена владельцев театров — Шуберта, Бека, Морриса, Салливана и других. Газеты каждый день отводили театральной жизни целые полосы, постановки выстраивались в ряд в зависимости от большей или меньшей популярности, названия спектаклей знали все, как лошадей на скачках, — был даже свой театральный тотализатор.
Первое выступление — и первый провал: публика не принимала тонкий английский юмор, скетчи казались ей скучными. Чарли, однако, заметили. В «Вэрайети» написали: «В труппе был один смешной англичанин; он, пожалуй, Америке подойдет». После неудач — полоса везения: полугодовая гастрольная поездка и 75 долларов в неделю, 50 из которых прочно оседали в манхэттенском байке. Была идея купить со временем на эти сбережения землю в Арканзасе и разводить свиней, чтобы таким образом сколотить стотысячный капитал.
В 1910 году актерские дороги привели в Калифорнию. «За день до того, как покинуть Сан-Франциско, я прогуливался по улице и натолкнулся на небольшое заведение с занавешенным окном и объявлением: «Предсказываю судьбу по руке и картам — всего один доллар». Я вошел и немного смешался, встретила меня пухлая особа лет сорока, вышедшая из комнаты, где, по-видимому, заканчивала обед. Заученным жестом она пригласила меня за маленький столик у стены и села напротив… «Перемешайте карты, снимите три раза в мою сторону и положите руки на стол ладонями вверх». Она быстро перешла к делу: «Вы займетесь новым бизнесом, который непохож на то, что делаете сейчас». Она помолчала и продолжила несколько сбивчиво: «Ну это почти то же самое, но все-таки другое. В этом предприятии вас ждет большой успех, отличная карьера, только я не могу понять, что это такое» Она взглянула на меня и взяла руку: «Вы женитесь не менее трех раз: первые два брака неудачные, но жизнь свою закончите, окруженный счастливыми домочадцами… И будете очень богаты, рука у вас золотая…»
Возвращение в Лондон после гастролей не принесло ничего, кроме разочарования. Брат, с которым раньше было так много общего, теперь женился и свободным временем почти не располагал. Мать находилась в психиатрической лечебнице, и надежды на скорое выздоровление не было. Известие о новом турне труппы Карно по Соединенным Штатам Чаплин встретил радостно. Играли в Нью-Йорке, Чикаго, Филадельфии и множестве маленьких городков. Совершенно неожиданно Чарли пригласили сниматься в кино — он понравился в голливудской кинокомпании «Кистоун». Условия — 175 долларов в неделю. Это было вдвое больше, чем он зарабатывал у Карно. Отправляться в Лос-Анджелес следовало немедленно.
В первый день была экскурсия по студии — много нового, необычного. Единственный за все это время «профессиональный» вопрос к нему: «Вы можете быть смешным?» Уже на съемках, когда надо было по наитию (сценария не существовало, об этом в то время, как правило, не думали) изобразить невесть что, только бы вызвать смех, родился образ человека с маленькими усиками. «Это исключительно разнообразная натура, — объяснял сам Чаплин. — Он — бродяжка и джентльмен, он — поэт, мечтатель, и он очень одинок, по всегда романтичен и готов к авантюре. Он легко заставляет поверить, что перед вами ученый, музыкант, герцог, игрок в поло. Однако довольствуется тем, что подбирает окурки и крадет леденцы у детей. И конечно, если его доведут, он готов дать даме пинка под зад — но это в крайнем случае».
На съемочную площадку он вышел, чтобы импровизировать, никто не представлял, что получится. Споткнулся, задев ногу дамы. Развернулся к ней, приподнял извинительно котелок, повернулся вокруг и налетел на мусорную урну — извинился перед ней. Все, кто стоял за камерой, покатились со смеху.
Первые фильмы вышли на экраны — успех был колоссальным: обычно компания делала 20–30 копий, ленты с участием Чарли оставили эти цифры далеко позади. Очень скоро возникла потребность порвать с зависимостью от режиссера, командовавшего на съемочной площадке, придумать сюжет самому: так родился эпизод «Застигнутый дождем», за ним — другие. «Появлялась идея, — писал Чаплин, — а потом все шло своим чередом, как бы само собой… Такое творчество превращало создание фильма в увлекательное дело. В театре я был заключен в строгие рамки однообразного повторения одного и того же каждый вечер… В кино было больше свободы. Фильмы сделали меня искателем приключений».
Чаплин вошел во вкус, с удовольствием придумывал все новые и новые эпизоды, сам ставил, сам играл. Все получалось, все шло на одном дыхании — увлекательно. И он знал, что может теперь не только рассмешить, но и заставить плакать.
…На дворе — 1914 год, ему исполнилось 25 — жизнь была прекрасна. Время летело весело. Каждая студия походила на большую семью. Картины создавались легко и непринужденно за две-три недели. Солнце, так необходимое для натурных съемок, светило в Калифорнии почти круглый год. Гонорар за один фильм подскочил до 10 тысяч. «Будущее? Будущее рисовалось безоблачным, чудесным. Что там за горизонтом? Волнующие перспективы. Водопад денег и славы — по нарастающей: это было несколько странно, это пугало и восхищало!» Число поклонников росло. Первая же поездка с западного побережья на восточное вылилась в триумфальное шествие. Поезд задерживался на каждой станции, толпы приветствовали актера, мэры городов произносили проникновенные речи о рождении нового кумира, народ неистовствовал. Начальник полиции Нью-Йорка, конечного пункта вояжа, прислал телеграмму с просьбой сойти на остановку раньше — дабы избежать общественных беспорядков. На следующий день все первые полосы газет пестрели заголовками: «Чарли скрывается», «Кумир играет в прятки». На Таймс сквер, где недавно установили электрическое табло, бежали огоньки новостей: «Чаплин подписал с корпорацией «Мьючуэл филм» контракт на 670 тысяч долларов в год». Через некоторое время эта цифра удвоилась. Так Чарли вошел в круг знаменитых людей Америки и всего света, теперь он встречался с ними на каждом шагу.
Однажды на студию пришел Нижинский, великий артист русского балета. «Он был серьезен, красив… глаза смотрели грустно, он походил на монаха в мирской одежде… Всю съемку просидел сзади камеры, наблюдая за мной; эпизод, по-моему, был очень смешной, но он ни разу не улыбнулся. Вокруг все покатывались со смеху, а Нижинский все мрачнел и мрачнел. Перед уходом он подошел ко мне, пожал руку и своим загробным голосом сказал, что моя игра ему очень понравилась и он хотел бы, если я не возражаю, прийти еще. «Конечно», — ответил я. Целых два дня он печально наблюдал за моей работой. Наконец мне пришлось сказать оператору, чтобы он не вставлял пленку в аппарат: я был уверен, что скорбь Нижинского сведет на нет все мои усилия выглядеть смешным. Он, однако, каждый раз в конце рабочего дня говорил мне комплименты. «В комедии вашей очень много от балета, — заявлял он. — Вы прирожденный танцовщик».
Я еще ни разу не видел выступления русского балета… и вот — приглашен на утренний спектакль… Много актерской игры и совсем мало танцев. Но как только появился Нижинский, я не мог взгляд оторвать от сцены. Мне приходилось встречаться с гениями, и Нижинский был одним из них. Он завораживал, он был богоподобен, мрачное настроение, в котором он пребывал, говорило о существовании иных миров: в каждом движении — поэзия… Через полгода Нижинский сошел с ума. Я невольно стал свидетелем того, как тонко чувствовавший человек постепенно уходил из истерзанного войной мира в мир собственных мечтаний «.
Время отсчитывало свое, контракт с «Мьючуэл филм» подходил к концу — Чарли принял решение купить участок земли и построить собственную студию. В это время деловая ситуация в Голливуде складывалась таким образом, что над актерами нависла серьезная опасность попасть в полную зависимость от продюсеров, недовольных растущей популярностью своих подопечных, популярностью, которая вынуждала платить им астрономические гонорары. Предполагалось образовать крупные киноконцерны, которые бы держали под контролем положение на кинорынке. Узнав об этом, Чаплин и его друзья, чтобы припугнуть своих хозяев, сначала в шутку заявили о намерении создать собственное дело, придумали даже название, нового кинообъединения — «Юнайтед артистс». Идея, однако, оказалась нешуточной. Ее мгновенно поддержали, к изумлению актеров, киноадминистраторы, предприимчивые профессионалы почувствовали выгодное дело.
«Среди продюсеров, которые выразили желание присоединиться к нам, был Адольф Цукор, президент и основатель «Парамаунт»… яркая личность, милый малыш, выглядевший как Наполеон… «Вы имеете полное право, — говорил он, — получать доходы от своей работы, вы же художники! Вы же творцы! Люди идут, чтобы увидеть вас. То, что им решили открыть собственное дело, — замечательно, аналогов здесь в нашем бизнесе нет, но… вам необходим менеджер. Вы народ творческий в своей области, я в своей. «Так чего же мы думаем?» Продолжая в таком же духе, стараясь увлечь нас, раскрывая свои планы, в
