граждан страны. Это - пример опыта, который правительства США и Европы очень не хотели бы воспроизвести в XXI веке (впрочем, добавил Иэн, один государственный деятель Европы высказывает необычные взгляды в этом вопросе - это Тони Блэр; он считает, что аргументы сторонников гражданских свобод по обсуждаемой теме 'несколько устарели' и что 'преступность XXI века не победить методами века XIX').
Основной тезис Иэна прямо противоположен: значение приватности в информационном веке становится все более фундаментальным. Она - бастион личности и семьи против подавления государством. Она охраняет наше право на ошибку. Наконец, она служит важнейшей психологической потребности - показывать себя миру хотя бы отчасти так, как нам того хочется.
Иэн привел и аргументы против технологической возможности серьезного мониторинга. Паттерны поведения в Сети, характерные для обмена информацией в террористической группе - это очень слабый сигнал, который практически невозможно уловить в автоматическом режиме наблюдения (здесь Браун сослался на Джеффа Джонаса (Jeff Jonas), руководителя исследований по датамайнингу в IBM). С другой стороны, слежка в течение четырех лет за всеми коммуникациями пяти тысяч американских граждан (установленная сразу после событий '9/11') дала такой результат: менее 1% наблюдаемых показали хоть малейшие признаки того, что их деятельность надо расследовать. Тем самым, даже при больших затратах ресурсов и времени подобные меры малопродуктивны. Да и вообще, по мнению Иэна, глубокое заблуждение - ждать чудес от наращивания наблюдения за террористами как в онлайне, так и в офлайне.
Основной вывод: Интернет должен использоваться в противодействии терроризму там, где он наиболее эффективен: в качестве инструмента 'мягкой силы' (см. врезку). Для этого надо учиться 'маркетингу идей', способам донесения до сообществ таких идей, которые бы вытесняли в них идеи терроризма.
Перейдем к контртезисам. Аргументы Брауна подверглись серьезным атакам с самых разных сторон. Оппоненты, хорошо знакомые с реалиями сражений в киберпространстве, аргументировали куда весомей, и не то чтобы против - а скорее переводя проблему в совсем иную плоскость. За недостатком места придется опять цитировать только одного из них, Рафала Рогозинского в пространных репликах которого учитывались и комментарии других выступавших.
В течение нескольких лет Рафал работал в составе группы экспертов Национального совета безопасности США, которая исследовала вопрос: как различные государства отстаивают и реализуют свои интересы в киберпространстве. Группа включала представителей разведки, Минобороны, экономистов и сотрудников Госдепа. Так вот, эта группа так до сих пор и не смогла дать юридическое определение: что такое киберпространство. Почему это важно? Потому, что пока такого определения нет, невозможно говорить на юридическом языке о каких-либо правилах и международных соглашениях, касающихся киберпространства. Но почему же до сих пор не удается дать искомое определение? Это результат борьбы, заявил Рафал, между некоторыми американскими министерствами и влиятельными группами. И жесткость этой борьбы определяется тем, что Интернет стал для разведки буквально золотым прииском (bonanza), самым бесценным сокровищем за последние пятнадцать лет. То же самое и в других странах. Вынести на международный
