распространить эту идею на более привычные сферы жизни, тут же задаешься вопросом: выиграет ли общество в целом от того, что какая-то никем не выбранная группа будет решать, кому надлежит получать доступ к той или иной информации? Тем более что эта группа не будет прибегать к обычным механизмам, которые (в принципе, по крайней мере) согласуют интересы общества и изобретателей. Ответить на подобный вопрос не так-то просто.
Самый внятный аргумент о пользе для общества той формы секретности, что практикуется гильдией иллюзионистов, звучит примерно так: широкой публике всякий трюк фокусников представляется тем более ценным, чем меньше публика знает о том, как это сделано. Понятно, что распространить столь специфический аргумент на другие сферы жизни затруднительно. Знание того, как работает аудиоплеер или цифровой фотоаппарат, не делает этот гаджет менее ценным для владельца.
Кроме того, говорит Эд Фелтен, далеко не факт, что опубликование информации о трюках делает их менее эффектными. Например, патент Хораса Голдина (Horace Goldin) на фокус с распиливанием человека пополам был оформлен еще в 1923 году и описывает в подробностях, как это делается. Однако трюк и поныне весьма востребован иллюзионистами, поскольку пользуется неизменным успехом у публики. Теоретически кто угодно может пойти в Интернет и без труда найти и прочитать патент Голдина, потеряв всякий интерес к фокусу. Тем не менее почти никто этого не делает. Более того, многие догадываются, как устроен реквизит, но продолжают удивляться и восхищаться мастерством иллюзионистов. Аналогично, уже давно запатентован и общеизвестен трюк Джона Гогена (John Gaughan) с полетами мага по воздуху. Но кому, кроме других фокусников, захочется штудировать данное описание, если зрителей восхищает вовсе не то, что маг летает (ежу понятно, что это обман зрения), а то, насколько достоверна иллюзия полета?
Один из бесспорных побочных эффектов секретности, свойственной гильдии иллюзионистов, - это то, что публика крайне редко знает имена подлинных новаторов в данном искусстве. Хорошо известны маги, умеющие делать красочные и масштабные шоу, однако очень редко упоминаются те, кто придумал тот или иной трюк. Внутри цеха магов-иллюзионистов принято почитать великих предшественников, однако широкой публике эти имена почти неизвестны. И кто знает, быть может, вся эта область развивалась бы куда быстрее и динамичнее, была бы еще более новаторской и эффектной, если бы она была более открытой. Как, скажем, мир моды или свободного ПО.
У Ричарда Столмена, одного из лидеров движения за свободное ПО, есть небольшое эссе «Вы сказали интеллектуальная собственность? Это всего лишь притягательный мираж» [www.gnu.org/philosophy/not-ipr.xhtml], суть которого вкратце сводится к следующему. С некоторых пор стало модно валить в кучу копирайт, патенты и торговые марки — три отдельные и очень разные сущности, подразумевающие три разных комплекса законов, — и лепить на них общий ярлык «интеллектуальная собственность». Этот искажающий суть и вводящий в заблуждение термин возник не случайно. Его умышленно продвигают компании, получающие от этой путаницы вполне определенные выгоды. И самый мудрый способ избежать путаницы — отвергнуть сам термин.
Согласно профессору Марку Лемли (Mark Lemley) из Стэнфордской школы права, термин «интеллектуальная собственность» начал входить в речевой обиход после создания в 1967 году международной структуры World Intellectual Property Organization. В 1970-е годы WIPO формально вошла в состав ООН, однако
