обобщая идеи Женевской декларации, Европейский Фонд свободного ПО (FSF Europe), сформулировал суть реформ примерно так: 'Вместо WIPO нам нужна Всемирная организация интеллектуального благосостояния, сосредоточенная на поиске и поощрении новых плодотворных путей к развитию и распространению знаний. Гарантирование ограниченной монополии и ограниченного контроля над какими-то видами знания может быть частью инструментария этой новой организации, но далеко не единственной частью, и даже, возможно, не самой важной'.
МЫСЛИ: В руках педагогов…
С момента оформления науковедения, науки о науке, известен интересный парадокс. Дело в том, что пик творческих способностей в математике и точных науках приходится на весьма молодой возраст. Но школа, в том числе и высшая, работает на базе устоявшихся представлений, вбивая их в головы ученикам. Так что значительная часть времени наивысшего творческого потенциала ученого уходит на отбрасывание устаревших парадигм. И как же тут быть?
Со дня выхода в свет книги Томаса С. Куна 'The Structure of Scientific Revolutions' (1962) установилось представление о прогрессе науки не как о постепенном восхождении к вершинам истины, но скорее как о довольно болезненном процессе смены научных парадигм. Парадигм, примерно совпадающих по времени господства со временем жизни (во всяком случае, активной - в научном поиске) поколения ученых.
Книга Куна признана одной из самых влиятельных исторических и философских работ двадцатого столетия, но, как и любая научная теория, она не претендует на описание всех сторон реальности. Убедимся в этом на примере.
Рассказывает выдающийся физико-химик Александр Наумович Фрумкин (1895-1976), создатель отечественной школы электрохимиков, действительный член АН СССР с 1932 года: 'При Советской власти до самой своей смерти профессор Павлов занимал кафедру физической химии. (Академик Фрумкин был выпускником Новороссийского университета в Одессе, sic! - М.В.) … Последний раз я встретил его на банкете в честь победы над фашистской Германией в 1945 году в Москве. Смотрю, идет наш Павлов, улыбается мне, забыл уже, сколько неприятностей доставил мне своими вздорными теориями. 'Познакомьте, - говорит, - меня с Капицей'. 'Пожалуйста', - говорю, подвожу его, рекомендую. 'Петр Леонидович, - обращается к Капице Павлов, - я ваш большой поклонник, вы сделали блестящие вещи в низких температурах. Мы в Одессе тоже этим занимаемся'. Я вижу, Капица обрадовался: каждому ученому приятно, когда его работу хвалят знатоки, - но Павлов продолжает: 'А вы знаете, мы пошли дальше вас. Вы работали при температурах, близких к нулю, а мы при температурах ниже абсолютного нуля'. Тут уже Петр Леонидович несколько переменился в лице и поглядел на меня довольно неласково…' ['Юность', №5, 1967, с.92.]
С чем мы имеем дело в этом случае? С устаревшей парадигмой или с чем-то иным?
Чаще мы имеем дело с ленью. Ленью и еще с одним явлением, о котором прекрасно писал пастор Дитрих Бонхёффер, повешенный 9 апреля 1945 года в замке Флоссен за участие в заговоре против Гитлера: 'Глупость - еще более опасный враг добра, чем злоба. Против зла можно протестовать, его можно разоблачить, в крайнем случае его можно пресечь с помощью силы; зло всегда несет в себе зародыш саморазложения, оставляя после себя в человеке, по крайней мере, неприятный осадок.
Против глупости мы беззащитны. Здесь ничего не
