Цифровой журнал «Компьютерра» № 4

— Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк…

— Песню помню, а мультфильма советского не помню, — упрямился я. — Был американский, тысяча девятьсот тридцать третьего года, там и песню пели, и вообще…

— Вот откуда волчьи уши, из Америки растут, — сказал Второй Гость.

Я спорить не стал, а включил проигрыватель.

Восемь минут диснеевского мультика успокоили гостей.

— Ну, немного похоже, особенно музыка, — сказал Второй Гость. — Но в нашем мультфильме всё было лучше. И волк зубастее, и поросята симпатичнее, и домики их много краше, и Наф-Наф не в дурацком комбинезоне, а в традиционной поросячьей одежде — красной сатиновой рубашке в белый горошек, само собой, с пояском, при плисовых штанах, а на голове его была, стало быть, фуражка.

— Точно, — поддержал его Третий Гость, — а у Нуф-Нуфа, натурально, балалайка, а вовсе не скрипка. Где вы видели нашего поросенка — и со скрипкой?

— Это вы, ребята, с книжкой путаете.

— Была книжка, — согласился Третий Гость, — отличная книжка, но песню-то я из мультфильма помню: 'Никакой на свете зверь, страшный зверь, хитрый зверь, не ворвется в эту дверь…'

— Книжку по нашему мультфильму и сделали, — поддержали его остальные, и я засомневался.

Позднее я спрашивал у самых разных людей — западников и славянофилов, либералов и государственников, бедных и богатых. Свинораздел проходил по сорокалетним: те, кому было за сорок, в большинстве своем отчетливо помнили советский мультфильм про трёх поросят, который видели в детстве и хотели бы показать внукам. Люди же помоложе мотали головой и переводили разговор на 'Аватар'.

Тут одно из двух: или мы имеем дело с массовой ложной памятью, когда книжка и радиопередача (или грампластинка) творчески переработались в головах и стали прекрасным отечественным мультфильмом без помощи киноплёнки, или же из нашей реальности взяли да и выкрали замечательный мультфильм. Второе страшнее: начали мультфильмом, потом под шумок Ильича представят мелким авантюристом эпохи Батьки Махно, а под конец и субмарину Революции, славный «Наутилус», выстрелом своим возвестивший миру новую эру, объявят вредной выдумкой Резуна-Верна.

Уж если с поросятами можно манипулировать, то с людьми…

Попроситься, что ли, в Комиссию по борьбе с фальсификацией Истории? На полставки, токмо ради трёх персонажей весёлой детской сказки — Ниф- Нифа, Нуф-Нуфа и Наф-Нафа.

К оглавлению

Кафедра Ваннаха: О колбасе и демократии Ваннах Михаил

Ах, какие надежды возлагались лет двадцать назад в нашей стране на демократию. Это понятие произносили с придыханием, почти как в рабочих посёлках — «колбаса»… Потом от этого слова стали плеваться, а в широких массах «демократ» стало, с различными девиациями, общепринятым ругательством. И вот недавно оба эти понятия опять всплыли на поверхность, по крайней мере — в Рунете.

На Новый год Борис Натанович Стругацкий, 'Компьютерре' человек не чужой — присутствовавший когда-то на обложке бумажного номера, дал интервью, вызвавшее флейм в сети. В ходе этого флейма поклонники Мира полудня, придуманного АБС, клеймили маститого автора за измену идеалам. Да в терминах, которые 'находились в вопиющем противоречии с широко известном противоречии с широко известными тезисами о том, что человек по природе добр '. Ну а Борис Натанович, сам цитируя кого-то, выдвинул тезис, что 'всякая демократия рано или поздно превращается в колбасу '. Посмотрим же, как и когда это происходит?

Ну, вот современность… Ну, вот хайтек… На чём автор пишет эти строки и на чём их читают? Практически всё железо сделано там, где демократией и не пахнет… То есть для производства наиболее высокотехнологических изделий (а гражданский хайтек наиболее высокотехнологичен — игровые консоли прилаживают для пультов боевых дронов, а не наоборот!) демократия и прочие права человека не нужны. Для богатства? Ну, вот Сингапур — недавно скромная колония, и ныне режим довольно специфический, а доход на душу населения по паритету покупательной способности в 2008 году — $51649 в год … Четвёртое место в мире! И не за счёт эксплуатации природных богатств как у обгоняющих его Катара и Норвегии; и не за счёт оффшорных игр, как Люксембург. Но это — Восток… Восток — дело тонкое! Обратимся же к европейской истории, поскольку Россия принадлежит именно к этой цивилизации. Как в ней соотносились богатство и демократия?

Ограничимся периодом истории Нового Времени. Изначально экономическими лидерами были республики Северной Италии, державшие в руках торговлю с Востоком через Левант. Затем — Географические открытия. В Испанию и Португалию потекли реки золота и серебра из разграбленных стран. Потом пальма первенства уходит к Нидерландам — торговать со всем миром оказывается более прибыльным делом, чем владеть самыми золотоносными колониями. (Тем более можно ещё и напасть на золотовозные галеоны…) Но и голландцы её не удержали — в ожесточенных схватках на морях и океанах к началу XVIII века лидерами становятся англичане. А весь век XVIII — это попытки Франции завладеть глобальной торговлей. И шансы у французов были — больше территория и население. Есть и атлантические и средиземноморские порты. Только вот англичанам было некуда отступать — жили они в основном морским делом… И война эта шла с небольшими перерывами, но вне зависимости от того, находятся ли у власти тори или виги, правит король, Конвент, Директория, Первый консул или император… Апофеоз её — Трафальгар. Битва, положившее начало полуторавековой гегемонии Британии на морях (оконченной с подписанием Атлантической хартии). И какая же роль в этой схватке принадлежала демократии?

Отошлём самых внимательных к А.Т.Мэхену — Влияние морской силы на Французскую революцию и Империю, т.2, М., 2002, сс. 205–292, — а сами обратимся к более лёгкому чтению. Нравы испанского флота (напомним, что при Трафальгаре Испания была союзником Наполеона) почерпнём из романа Артура Перес-Реверте Мыс Трафальгар. Это — взгляд на битву со стороны побеждённых. Победителей описывают британских маринисты. Предложим писателям на выбор С.С.Форрестера с его Хорнблауэром; П. О'Брайена с парочкой из капитана Обри и доктора Мэтьюрина, натуралиста и шпиона; и Р.Вудмана с его Дринкуотером.

Так вот, о том, что у пиратов царила демократия, знают все, читавшие Стивенсона и Саббатини. Но достаточно демократичен был и Королевский флот. Именно RoyalNavy остался царить на морях к концу эры монархов, и упоминается без указания страны, корольку которой принадлежат посудины. Нет, нет — капитан, конечно, был первым после Бога. Он распоряжался и службой и самой жизнью матросов и мичманов. А офицеров — лейтенантов, капитанов и даже адмиралов казнил, и довольно легко, Трибунал. И за невыполнение приказа, и за трусость, и даже за то, что бой завершался ничьей. Но вот когда достигалась победа и брались трофеи… Захваченный корабль, как правило, покупало адмиралтейство. Трофейные суда и их груз шли купцам с молотка. А выручка — делилась по строго установленным законам. За формированием и соблюдением которых следила вся политическая система. Долю получал адмирал. Больше всего доставалось капитану. Потом — офицерам. Но каждый моряк, плотник, пушкарь, марсовый, кок и юнга-подносчик пороха — все получали точно оговоренную долю. Удачный приз мог сделать капитана фрегата богатым помещиком, а рулевого — кабатчиком. Нет, конечно, коррупция имела место. У О'Брайена рассказано, как адмирал-рогоносец продал захваченный капитаном Обри фрегат за гроши, чтобы отомстить бедняге, который за неимением своей жены довольствовался чужими. Но об этом все знали — благодаря газетам и борьбе партий в Парламенте. И объединенные в Патриотические общества купцы (жизненно заинтересованные в правлении Британии морями…) подносили героям драгоценные шпаги ценой в сотни гиней, устраивали им выгодный фрахт.

А Испания была абсолютной монархией. Была очень богата. Её верфи (центром судостроения была и Гавана) строили самые большие парусники из превосходной американской древесины (порекомендуем Морской музей в центре Мадрида). В храбрости испанцы недостатка не испытывали — они вымели из Европы мавров, завоевали владения за морем и вскоре окажут Наполеону ожесточенное сопротивление, почти такое, как в России. Теоретических знаний и морской практики у них было вдосталь. Но вот Трафальгар кончился катастрофой для испанцев с французами, имеющих численное преимущество. Дрались все храбро — вот падает сраженный пулей Нельсон, вот гибнет испанец бригадир Чуррука (его корабль звался San Juan Nepomuceno — Святой Ян Непомуцкий, о коем много у Гашека, Испания ощущала себя мировым центром Контрреформации). Но победили бритты. И у них, и у испанцев на флот вербовали насильственно, облавами по кабакам, а то и по улицам. Но у Просвещенных Мореплавателей каждый знал, за что сражается — какую денежку получит в случае успеха. А испанцам корона задерживала жалованье на месяцы, а то и годы. И растаскивала амуницию… Патриотическая риторика, благословения духовенства — это, конечно, неплохо, ибо недорого обходится. Но у британцев был порох и ядра для регулярных орудийных учений; их избитые всеми штормами всех морей корабли находили в портах запасный рангоут и такелаж, при поставках которого в парламентской Англии воровали, но куда умеренней, чем в абсолютистской Испании. Британский матрос получал паек из солонины, сухарей и изюма, обильно смоченный ромом. Ну а офицеры прекрасно понимали, что и их личное благосостояние и благосостояние всей страны зависит от успеха битвы. Результат известен! Когда с одной стороны есть кнут поражения и гибели или плена в казематах Вердена, а с другой — пряник