соображений гуманности и гигиены вешали их в почти непрозрачных пластиковых мешках, и это «почти» было дьявольской выдумкой главы безпеки, или кто там это придумал на самом деле. На мешках были трафаретные надписи: «Бандит», «Педофил», «Террорист», другие: публичная казнь проходила по восемнадцати статьям. Кстати, то, что сейчас в гаулейтерстве у власти ежерукавцы, — это сыграл референдум о введении публичной смертной казни. За нами медленно ехала машина. «Хорьх». Филёры предпочитают что-нибудь попроще. Хоть велосипеды. Да и нужен я филёрам...
Мы с Афочкой свернули в переулок. «Хорьх» за нами. Мы проходными дворами и прочими краткими путями поспешили домой – а куда ж ещё спешить, не на конспиративную же квартиру идти с Афочкой, уж больно приметная собака.
У дверей подъезда стоял, конечно же, «Хорьх».
Передняя левая дверца отворилась.
- Герр Щепетнёв?
- Ну, герр, не герр, а Щепетнёв, верно.
- Вас приглашает – срочно приглашает! – сам гаулейтер.
- Сейчас, только собаку в квартиру заведу.
- О, нет, гаулейтер просил прибыть именно с собакой. Вы ведь её выгуляли, не так ли?
Всё-то он знает. Выходит, предыдущая парочка фиксировала детали нашей прогулки.
Или не фиксировала.
- Ну, раз уж гаулейтер...
Мы с Афочкой расположились на заднем сидении. Водитель, он же оберлейтенант Вольф, конфидент и порученец гаулейтера по особым делам, вел автомобиль в присущем ему стиле, стиле чемпиона Руссо-Германии две тысячи шестого года. «Хорьх» только поскрипывал. Хоть и немецкая конструкция, но собирали-то в Нижнем...
Наконец, мы домчались до резиденции. Вольф предупредительно открыл дверь и даже помог Афочке вылезти: несмотря на фамилию, собаки его любили.
К гаулейтеру мы шли не парадным ходом, а частным, для своих. Вольф передал нас секретарю, тот встал, почти незаметно взглянул на часы (если бы совсем незаметно, я бы и не заметил), раскрыл дверь:
- Господин гаулейтер ждет вас.
Приемный зал пережил все веяния эпох. Построенный в пятидесятые по проектам тридцатых, он должен был олицетворять мощь и величие рейхродины.
Он их и олицетворял.
Но гаулейтер сидел не на протокольно-парадном месте, а в правом углу, в приватной зоне – новшество конца прошлого века.
- Я рад, Василий Павлович, что сумели выбраться ко мне, старику. Привет, Афочка.
- А уж я-то как рад, Александр Александрович, — сказал я лучшему шахматисту всех времен и народов.
Он сидел в кресле, я – на гамбсовском диване. Третье криовосстановление свершило если не чудо, то важное дело: Арехину никак нельзя было дать больше пятидесяти. А меньше он и сам не хотел. Хотя, конечно, куда важнее то, что у Александра Александровича внутри: сердце, сосуды, легкие и прочее, но главное – мозг.
- Гадаете, что за причина привела вас сюда?
- Гадаю, — честно ответил я. – Не из простой же сентиментальности мы с Афой удостоены...
- Не скидывайте сентиментальность со счетов, не такая уж она и простая. Но вы правы, главное в другом... — и он включил «шорох леса» — систему, гарантирующую безопасность и конфиденциальность разговора. Другим гарантом была Афочка, которая реагировала на всякие попытки активного прослушивания прямо и эффективно...
Для чего я написал все это? Для того чтобы показать, чего хочу. Компьютер сейчас строит иллюзорные мирки, не выходящие дальше экрана и мозга пользователя. Пусть в сетевой игре это будет миллион экранов и миллион мозгов. Мне же нужен компьютер, создающий не виртуальную реальность, а самую обыкновенную. Ну, и игры, понятно, тоже будут всамделишные: если вышел на футбольное поле, то все будет по-настоящему – и подкаты, и вувузелы, и разрывы связок. Потому выбирайте внимательно, во что будете играть.
Сейчас – условно – производительность компьютеров измеряют в терафлопсах (конечно, домашней машине до терафлопсов далековато, но это сегодня). Производительность компьютера будущего – это реальность. Тонны и килотонны реальности для малышей (идолы острова Пасхи, Стоунхедж, пирамиды Гизы). Компьютеры будут создавать – и давно создают – не модель, а весомую, грубую реальность. Каждому пользователю компьютера начинающего уровня нужна, минимум, личная планета, вспомним «Маленького принца».
Компьютер продвинутый же повелевает вселенной.
А тут – презентации, охлажденное «Советское Игристое», коробочка софта на память.
Впрочем, нужно же с чего-нибудь начинать...
LTE: Теория заговора
Технология мобильной связи 3GPP Long Term Evolution (LTE) является развитием стандартов CDMA и UMTS. Теоретическая максимальная скорость передачи данных в сетях 3GPP LTE достигает 326,4 Мбит/с на приём и 172,8 Мбит/с на отдачу (в международном стандарте прописано 173 Мбит/с на приём и 58 Мбит/с на отдачу). Стандарт во многом сходен с WiMAX, но при этом он адаптирован для развёртывания на базе сетей сотовой связи.
Есть мнение, что LTE стал результатом картельного сговора крупных западных операторов сотовой связи и производителей оборудования. Дело в том, что появившийся недавно WiMAX позволяет мелким операторам выйти на рынок широкополосной беспроводной связи и успешно конкурировать с крупными сотовыми провайдерами. Последние не заинтересованы в появлении недорогой «беспроводки», способной обострить конкуренцию на рынке: им гораздо выгодней сохранить статус-кво — нынешний мобильный интернет с его невнятными тарифными планами, высокими ценами, дорогим роумингом и прочими ограничениями позволяет операторам зарабатывать неплохие деньги. Производителям телекоммуникационного оборудования также интересней работать с крупным заказчиком. В результате появилась новая технология.
Понятно, что LTE требует больших капиталовложений, и маленькая компания влезть на этот рынок не сможет. Сложно сказать, насколько это соответствует действительности — в поддержку такой точки зрения говорит тенденция скупки небольших WiFi и WiMAX-проектов ведущими сотовыми операторами для их последующей заморозки. Это заметно даже по российскому рынку: «ВымпелКом» приобрел «Голден Телеком» (проект Golden Wi-Fi), а МТС купил «Комстар» и замораживает сеть WiMAX. В Европе ситуация ещё интересней — например, швейцарский оператор Swisscom скупил лицензии на развертывание сетей
