При издании своей первой книги он проявил ту же настойчивость, что и при штудировании правил чемпионата. Феррис безуспешно обращался со своей «Неделей» в двадцать шесть издательств, пока двадцать седьмое не согласилось опубликовать книгу. Волею судеб это была компания Crown Publishing Group, принадлежащая Random House, члену «большой шестёрки».
Чтобы издать очередную книгу, «4 Hour Chef» («Шеф-повар за 4 часа»), Феррис переметнулся в Amazon; он сам предложил компании издать «Шефа». Надо понимать, что для Amazon согласие означало начало боевых действий против «большой шестёрки». Кража автора, книги которого продаются миллионами экземпляров, вряд ли укрепляет дружбу магазина с прошлым издателем Тима.
Другими словами, несмотря на то что бизнес никогда не несёт в себе ничего личного, от сделки Amazon и Ферриса попахивает неспортивным предательством установившихся отношений между магазинами и издательствами.
Вряд ли именно этот случай разозлит издательства настолько, чтобы отказаться от выпуска книг для Kindle либо даже пересмотреть условия издания таких книг. Просто теперь они почти уверены, что переговоры идут со всеми авторами списка The New York Times.
Предполагать иное было бы непростительной глупостью.
Василий Щепетнёв: Автономная связь
С детства я радио люблю больше телевидения. Тут, конечно, многое зависит от времени, на которое пришлось детство. Телевидение, особенно провинциальное телевидение, в те дремучие годы транслировало две программы, первую и вторую. Всё. Хочешь — «Ленинский университет миллионов» смотри, хочешь — «Сельский чаc». Впрочем, не они правили бал на телеэкране. Куда больше народу собирали «Клуб кинопутешественников», «Очевидное-невероятное», «Поиск», «В мире животных», можно ещё десяток-другой передач назвать.
Но радио… На длинных волнах приёмника «Балтика» тоже было негусто, первая да вторая программы Всесоюзного радио (вторая программа затем превратилась в «Маяк»), зато на средних станции ловились десятками, да всё больше на непонятных языках, Кишинёв – город приграничный. А уж на коротких волнах чего только не услышишь! И если в классе первом-втором я больше старался отыскать третью программу Всесоюзного радио, по которой порой транслировали радиопостановки (с тремя мушкетёрами я познакомился именно на волнах третьей программы), то уже класса с шестого-седьмого всё чаще и чаще прислушивался к сладкоголосым сиренам, финансируемым конгрессом Соединённых Штатов Америки и прочими доброхотами.
Впрочем, сладкоголосыми назвать их можно только ради красного словца: в сравнении с нашими дикторами-соловьями это были, скорее, вороны, с ударением на первом слоге, Corvus corax, причём вороны больные, злые и голодные – так мне казалось. Но иногда они выкаркивали весьма любопытное, недаром же ворон слывёт вещей птицей.
Но не пророчества привлекали меня более всего, а то, что они, вороны, каркали сами по себе, не спрашивая нашу партию и наше правительство. Вольные птицы. Можно было – выбирать! Битлз, джаз с Уиллисом Кановером, пересказ «Звёздных войн» и «Дракулы», компьютеры в быту, Солженицын, Войнович, Довлатов...
И тогда, в школьном возрасте, я догадывался, что это «кар!» неспроста. Кормящий воронов заказывает пение, но после пресного потока из телеящика, радио, газетных полос и широкого экрана кинохроники — «с чувством глубокого удовлетворения весь советский народ встретил радостную весть о присуждении верному ленинцу генеральному секретарю коммунистической партии Советского Союза Леониду Ильичу Брежневу Ленинской премии по литературе за тысяча девятьсот семьдесят девятый год бла-бла-бла» — я был согласен и на продажное карканье. В меру, разумеется, в меру.
Но ещё больше, чем слушать радио, мне хотелось по радио говорить. Не вещать, нет, на это я не претендовал (а ведь не зря прижилось слово «радиовещание»!), а просто обмениваться мнениями о тех или иных событиях с кем угодно и когда угодно, как в кинофильмах про Антарктиду. Без спроса, без цензуры и без задержек.
На почту надежда была слабая: письма и по городу не ходили, а ползали, а международная почта выглядела ловушкой для доверчивых мух. Чтобы установить в квартире обыкновенный проволочный телефон, приходилось ждать пять-десять лет, а порой и больше: мол, технической возможности подключения нет. Межгород стоил очень дорого, международная же связь, как и международная почта, тоже была преимущественно теорией: вот так запросто позвонить из Гвазды в Сан-Сальвадор никто и не пробовал.
А вот радио… Что главное – полная автономность. Независимость. Подключил рацию к первой попавшейся розетке, или работаешь от аккумулятора, или от ветрячка, да хоть солдат-мотора. Антенну закинул на сосну или берёзу, настроил приёмопередатчик и…
Ага. Разлетелся. Не такое это простое дело – завести приёмопередатчик. Существовала многоступенчатая процедура получения разрешения на постройку радиопередатчика, не всякому дано было её пройти, не всякий прошедший получал заветное разрешение. Сначала нужно было послужить слухачом, следить за тем, где, кто и о чём говорит на волнах любительских диапазонов. Потом давали разрешение построить слабенькую станцию четвёртой категории мощностью в пять ватт, передающую на ста шестидесяти, кажется, метрах. С учётом того, что многие радиодетали просто отсутствовали в свободной продаже, любую радиостанцию можно было конфисковать, как построенную с использованием похищенной социалистической собственности. И так далее.
Собственно, литература это предвидела. Вспомним утопию патриарха советской фантастики Ивана Ефремова «Туманность Андромеды»: «С тех пор как наши предки поняли вред радиоизлучений и ввели строгий режим, направленные лучевые передачи стали требовать значительно более сложных устройств, особенно для дальних переговоров. Кроме того, сильно сократилось число станций». Радиосвязь по Ефремову есть прерогатива спецслужб, властных органов, рядовые же граждане коммунистического общества — это потребители профильтрованного и прокипячённого контента, не более.
Сегодня радио я слушаю в сети. Интернет-приёмник предлагает пятьдесят с лишним тысяч станций. Плюс бесплатное телевидение. Я могу с помощью скайпа или иной программы общаться с сеньоритой из любезного моему сердцу Сан-Сальвадора. Размещать видео на Ютуб. Публиковать самиздат. Чувствую себя бройлером, которого информацией прямо-таки закармливают. И всё бы хорошо, одно только нехорошо. Знаю я судьбу бройлеров. И даже если я не бройлер, а щегол, вдруг что-нибудь случится с хозяином?
Не даёт покоя отсутствие автономности. Возможности жить и общаться независимо от не принадлежащих мне каналов связи. Ведь случись переворот, смена курса, крепкая рука — и вся интернет- благодать превратится в воспоминания, воспоминания – в легенду, а легенда в бабушкину сказку о серебряной тарелочке и наливном яблочке.
Пойти, купить что-нибудь коротковолновое? Чтобы при катаклизмах не зависеть ни от провайдера, ни от повстанцев. Купить и спрятать в подвале. На случай инопланетного вторжения.
