городке, который, по иронии судьбы, неожиданно стал центром и для заключения мира, и для ведения войны, — взгляды всего мира были прикованы к небольшой горстке беспорядочно разбросанных домов. После нескольких конференций, 11 апреля обе стороны переехали в Преторию, и теперь даже наиболее скептически настроенные наблюдатели начали признавать, что эти переговоры имели смысл. После консультаций с лордом Китчинером бурские лидеры 18 апреля покинули Преторию и выехали в свои войска, чтобы разъяснить ситуацию. В результате этой миссии 15 мая в Вереенигинг прибыли по два делегата от каждого полевого отряда с целью урегулирования вопроса путём голосования. Никогда ещё столь важный государственный вопрос не решался таким демократическим путём.
Вплоть до этого момента бурские лидеры внесли ряд пробных предложений, которые были отклонены Британским правительством. Первое из этих предложений состояло в готовности пойти на уступки по вопросам, стоявшим на повестке дня в начале войны. Это было отклонено. Второе заключалось в получении разрешения на возможность проведения консультаций со своими друзьями в Европе. В этом им также было отказано. Суть следующего сводилась к тому, что должно быть заключено кратковременное перемирие, но лорд Китчинер вновь заупрямился.
Предлагалось установить определённый период, в течение которого бюргеры должны были сделать свой окончательный выбор — сложить оружие или продолжить войну, которая могла их полностью уничтожить как нацию. Определённо не обещалось, но подразумевалось, что условия, которые Британское правительство согласно было предоставить, не будут кардинально отличаться от тех, которые буры проигнорировали год назад, после встречи в Мидделбурге.
15 мая в Вереенигинге открылась бурская конференция. Шестьдесят четыре делегата от полевых отрядов встретились с военными и политическими руководителями недавних республик, общее количество присутствовавших составило 150 человек. Не было в наше время более уникальной встречи. На ней присутствовал Бота — молодой юрист, который по странному повороту судьбы оказался командующим победоносной армией в великой войне. Там был Девет, с загорелым лицом и мрачной складкой у рта; присутствовал Деларей, с седеющей бородой и орлиными чертами лица. Там присутствовали и политические деятели: седобородый, добродушный и общительный Рейтц, немного более серьёзный, чем тогда, когда он относился «ко всему этому делу, как к одной большой шутке»; невезучий Стейн, идущий неуверенной походкой, — разбитый и разрушенный человек. Дородный Луис Мейер, смышлёный молодой Смэтс, только что после осады Окипа, Бейерс, прибывший с севера, Кемп — отважный кавалерийский командир, Мюллер — герой многих сражений — все эти и многие другие их товарищи, обожжённые солнцем, исхудавшие, с заострившимися чертами, собрались под огромным тентом Вереенинига. Обсуждения были жаркими и продолжительными. Но логика фактов была неумолима, и холодный спокойный голос здравого смысла имел больше силы, чем неистовство энтузиастов. Голосование показало, что значительное большинство делегатов выступали за капитуляцию на условиях, предложенных Британским правительством. 31 мая эта резолюция была доведена до сведения лорда Китчинера, и в половине одиннадцатого того же вечера делегаты прибыли в Преторию и поставили свои подписи под договором о мире. После двух лет и семи с половиной месяцев военных действий голландские республики неохотно согласились на свою ликвидацию и вся Южная Африка, от Кейптауна до Замбези, была присоединена к Британской империи. Великая борьба стоила нам двадцати тысяч жизней и сотни тысяч раненых, наряду с двумя сотнями миллионов фунтов. Но помимо мирной Южной Африки, она принесла нам национальное нравственное воскрешение и более тесную сплочённость с нашими великими колониями — то, чего невозможно было достичь никаким иным способом. Когда мы вступали в борьбу, мы надеялись, что являемся сильной Империей; когда мы вышли из неё — были в этом уверены. И в этом изменении заключена обширная компенсация за пролитую кровь и затраченные материальные средства.
Условия капитуляции вкратце состояли в следующем:
1. Бюргеры должны сложить оружие и признать себя подданными Эдуарда VII.
2. Все пленные, давшие клятву верности, должны быть освобождены.
3. Их свобода и собственность должны быть неприкосновенны.
4. Должна быть объявлена амнистия, за исключением специальных случаев.
5. Голландский язык должен быть разрешён в школах и судах.
6. Разрешается обладание зарегистрированным оружием.
7. Самоуправление должно быть установлено как можно скорее.
8. Туземцам предоставляется право участия в выборах только после установления самоуправления.
9. Земля не облагается никаким специальным налогом.
10. Должна быть оказана помощь людям в возвращении на собственные фермы.
11. Для оказания помощи фермерам должна быть выделена сумма в 3 миллиона фунтов стерлингов.
12. Мятежникам должно быть отказано в праве участия в выборах, их главари должны предстать перед судом при условии неприменения смертной казни.
Эти условия были практически теми же, от которых отказался Бота в марте 1901 года. Тринадцать месяцев военных действий оставили ситуацию без изменения.
Это была война неожиданностей, но неожиданности, к несчастью, до настоящего момента неизменно были неприятными. Теперь, наконец, чаша весов склонилась в другую сторону, поскольку во всей, изобилующей парадоксами истории Южно-Африканской борьбы нет ничего более удивительного, чем то, что две мощные и эмоционально сдержанные державы пожали друг другу руки, как только борьба подошла к концу. Сам этот факт является окончательным ответом недоброжелательным критикам С континента. Мужчины неохотно пожимают руку, которая обагрена кровью женщин и детей. Со всех сторон, по мере того как подходили ополченские отряды, поступали добрые вести об их братании с солдатами; в то время как бурские лидеры, столь же верные новым связям, как они были верны старым, прилагали все усилия, чтобы посеять добрые чувства среди народа. Казалось, что несколько недель сделали больше для уменьшения национальной ненависти, чем несколько лет, в течение которых мы к этому так стремились. Остаётся лишь молиться, что эти изменения сохранятся.
Численность сдавшихся достигла двенадцати тысяч человек, и стало ясно, что в военных действиях было задействовано большее количество сил неприятеля, чем мы могли предположить, — факт, который может избавить нас от угрызений совести в связи с последними неудачами. Около двенадцати тысяч сдались в Трансваале, шесть тысяч в Колонии Оранжевой Реки и около двух тысяч в Капской Колонии, подтверждая, что движение в мятежных районах являлось более раздражением, чем угрозой. Подсчёт пленных, сдавшихся, наёмников и потерь показывает, что общая численность сил, которые нам противостояли, достигала семидесяти пяти тысяч хорошо вооружённых всадников, но эта цифра могла быть значительно больше. Неудивительно, что бурские лидеры в начале войны демонстрировали огромную уверенность.
То, что тяжёлые потери, причинённые нам войной, переносились безропотно, несомненно, является достаточно серьёзным свидетельством того, насколько глубоко было убеждение нации в том, что эта война не только справедлива, но и необходима — на карту были поставлены обладание Южной Африкой и единство Империи. Если бы оказалось или если бы была малейшая вероятность того, что Правительство взяло на себя столь огромную ответственность и навлекло на свой народ столь тяжёлые жертвы ради недостойного дела, то теперь, когда задача была выполнена, взрыв ярости со стороны обманутых и понёсших тяжёлые утраты людей наверняка заставил бы их навсегда отойти от общественной жизни. В семьях высокопоставленных чиновников и простых людей в Англии и Шотландии, в Ирландии и великих Колониях — сколько больших надежд было разрушено, как часто сыновья покидали свои дома и больше не возвращались, или возвращались искалеченными, с увечьями, в самом расцвете юности! Повсюду раздавались голоса жалости и печали, но не было слышно упрёков. Самые глубокие инстинкты нации говорили ей, что она должна сражаться и победить или же отречься от своего положения в мире. В течение чёрных дней, которые как ничто другое заставили проявиться все достоинства нашего народа, мы стойко сражались, пока свет вновь не засиял во всю силу. И из всех тех даров, которые Бог дал Британии, ничто не может сравниться с этими днями печали, поскольку именно тогда нация убедилась в своей сплочённости и навсегда осознала, что кровь сплачивает сильнее, чем разъединяет морская вода. Единственным отличием во взглядах британца из Британии и британца с другого конца земли является то, что последний со всей энергией молодости более отдаётся делу Империи. Разве можно было, увидев эту армию, забыть её? — её
