страдающие товарищи! Вложите в этот час весь свой огонь, всю душу — в этот последний час, потому что, если вы уступите сейчас, то уступите навсегда, а если победите, то, и когда ваша голова станет седой, кровь будет бежать быстрее при мысли о бое в это утро. Продолжительная драма подошла к завершению; работа одного короткого дня покажет, каков будет её исход.
Но никто в нем не сомневался. Ни на одно мгновение, ни в одном месте всей протяжённой линии наступление не дрогнуло. Это был великолепный момент Натальской кампании, когда ряды пехоты, волна за волной, пошли на холм. Слева с картавыми проклятиями северян Англии к вершине стремились Ланкастерский, Ланкаширский фузилерский, Южный ланкаширский и Йоркский полки. Спион-Коп и тысяча товарищей взывали к отмщению. «Помните, солдаты, на вас смотрит Ланкашир», — кричал доблестный Маккарти О'Лири. Древняя 40-я шла вперёд, отмечая свой путь телами убитых товарищей. Справа Восточный суррейский, Камероновский, 3-й пехотный и Даремский полки, 1-я пехотная бригада и мужественные ирландцы, так сильно поредевшие, но не потерявшие боевого духа, — все упорно продвигались вверх и вперёд. Огонь буров стихает, прекращается — они бегут! Неистовые люди в шляпах на вершине Хлангвейна видят силуэты энергичных фигур наступающих и понимают, что позиция принадлежит им. Торжествующие солдаты на гряде, они танцуют и громко кричат. Солнце в ореоле уходит за высокие Дракенсбергские горы, и точно так же в Натале эта ночь навсегда хоронит надежды бурских захватчиков. После сомнений и хаоса, крови и напряжённого труда звучит, наконец, приговор, что меньшему не следует давить большего, что мир принадлежит человеку двадцатого, а не семнадцатого века. После двух недель сражений усталые войска в эту ночь легли спать с уверенностью, что дверь наконец приоткрылась и свет пробивается. Ещё одно усилие — и она распахнётся перед ними.
За линией взятых холмов находилась равнина, простирающаяся до самой Бульваны, — того пагубного соседа, что нанёс Ледисмиту столько вреда. 27 февраля более половины рубежа на Питерсе перешло в руки Буллера и оставшаяся часть стала непригодной для обороны. Буры потеряли около пятисот человек убитыми, ранеными и пленными[43]. Британскому генералу и его солдатам казалось, что ещё один бой — и они, наверняка, будут в Ледисмите.
Но тут они ошиблись, мы же за эту кампанию так часто проявляли излишний оптимизм, что на этот раз обнаружили, что наши надежды превзошли ожидания. Буры были разбиты — разгромлены и лишены боевого духа. Навсегда останется предметом для догадок, вели они Натальскую кампанию полными силами или известия о проблемах Кронье на западном театре военных действий заставили их сократить силы на востоке. Я, со своей стороны, полагаю, что заслуга принадлежит мужественным солдатам Наталя и, наступая на эти рубежи, они в любом случае, с Кронье или без него, пробились бы к Ледисмиту.
Тут затянувшаяся история быстро идёт к концу. Осторожно прощупывая путь горсткой лошадей, британцы двинулись через широкую равнину. То здесь, то там их задерживал треск ружейного огня, но каждый раз при их приближении препятствие удалядось и исчезало. В конце концов Дундональд понял, что на самом деле нет преград между его кавалеристами и осаждённым городом. С эскадроном Имперского полка лёгкой кавалерии и эскадроном натальских карабинеров он скакал вперёд, пока отряд сторожевой заставы Ледисмита не спросил у приближающейся кавалерии пароль — мужественный город был спасён.
Трудно сказать, кто проявил большую стойкость, освобождённые или освободители. Город, непригодный для обороны, находящийся в низине под господствующими высотами, держался 118 дней. Он отразил два штурма и терпел непрерывную артиллерийскую бомбардировку, на которую в конце, не имея тяжёлых боеприпасов, не мог дать адекватного ответа. Подсчитано, что на город обрушилось 16 000 снарядов. Двумя успешными вылазками британцы вывели из строя два из трех тяжёлых орудий неприятеля. Их изнурял голод (конина уже подходила к концу), и косили болезни. В госпитале одновременно находилось более 2000 заболевших брюшным тифом и дизентерией, а общее количество получивших медицинскую помощь в стационаре практически равнялось численности гарнизона. Десятая часть солдат умерла от ран и болезней. Оборванные, босые и истощённые, мрачные воины все равно не теряли боевого духа. На следующий после снятия осады день 2000 из них выступили преследовать буров. Один из проводников написал, что никогда не видел более горького зрелища, чем эти бледные солдаты, сгибающиеся под своими винтовками и задыхающиеся от тяжести боеприпасов, которые, шатаясь, преследовали своего отступающего грозного врага. Спасибо Господи, что они не догнали буров!
Списки потерь осаждённого гарнизона были велики, но и освободившей их армии — не меньше. Армия Буллера пробилась к полному успеху через провалы и самые глубокие бездны отчаяния. В Коленсо она потеряла 1200 человек, на Спион-Копе — 1700, на Вааль-Кранце — 400, и теперь, в этом последнем долгом наступлении, — ещё 1600 человек. Общие потери составили более 5000 человек, свыше 20 процентов всей армии. Некоторые отдельные полки пострадали особенно тяжко. Дублинский и Иннискиллингский фузилерские полки возглавляют этот скорбный реестр, у них в строю осталось только пять офицеров и 40 процентов солдат. За ними следуют Ланкаширский фузилерский и Королевский ланкастерский полки, тоже сурово поредевшие. То, что после одного поражения за другим солдаты все равно по-прежнему упорно шли в бой под командованием Буллера, хорошо говорит о его воле к победе и способности поддерживать свой авторитет командира.
3 марта армия Буллера торжественно вступила в Ледисмит; по обеим сторонам дороги стояли защитники города. За героизм Дублинский фузилерский полк поставили во главе колонны. Рассказывают, что, когда солдаты, выстроившиеся вдоль улиц, увидели пять офицеров и небольшую группу солдат — остатки прежнего мощного батальона, они впервые осознали цену своего освобождения; многие из них рыдали, как дети. Под приветственные возгласы поток смельчаков долго тёк меж берегов из таких же смелых солдат. Но для военных целей гарнизон был бесполезен. Понадобится целый месяц отдыха и усиленного питания, чтобы они снова смогли выйти на поле боя.
Итак, головоломка Тугелы в конце концов была разрешена. Даже с высоты нашего сегодняшнего знания сложно соразмерно распределить похвалу и порицание. Одобряя оптимизм Саймонса, придётся осудить его за первоначальные шаги, усложнившие дело; но человек смертен, и он жизнью заплатил за свою ошибку. Уайт, только неделю назад прибывший в страну, не мог изменить боевую обстановку. Он сделал все, на что способен, совершил одну-две ошибки, великолепно проявил себя в паре моментов и руководил обороной со стойкостью и отвагой, которые выше всяких похвал. К счастью, она не вылилась в совершенно безнадёжное дело, подобное тому, в котором оказался Массена[44] в Генуе, но ещё несколько недель превратили бы её в трагедию. Уайту повезло с войсками, находившимися под его началом (половина из них были опытные солдаты из Индии[45]), и исключительно повезло с офицерами: Френчем (в операциях до осады), Арчибальдом Хантером, Яном Гамильтоном, Хедвортом Лэмбтоном, Дик-Канингэмом, Ноксом, Де Курси, Гамильтоном и всеми остальными решительными и преданными воинами, которые стояли (пока могли стоять) рядом с ним. Но больше всего ему повезло с офицерами службы снабжения — победу обеспечили в кабинетах полковника Уарда и Стоунмэна в той же степени, что и в окопах и сангарах Сизарс-Кэмпа.
Буллеру, как и Уайту, пришлось столкнуться с уже сложившейся ситуацией. Хорошо известно, что сам он был искренне уверен, что по Тугеле проходит основной фронт обороны Наталя. Когда он прибыл в Африку, Ледисмит уже был осаждён, и ему пришлось отказаться от плана прямого вторжения и спешить на помощь дивизии Уайта. Вопрос, не пришла бы эта помощь к Уайту скорее, если бы Буллер следовал первоначальному плану, ещё долго будет оставаться предметом для дискуссий военных специалистов. Если бы Буллер в ноябре знал, что Ледисмит способен продержаться до марта, то, возможно, он — со своим целым армейским корпусом и всеми войсками, которые он позаботился привезти из Англии, — за четыре месяцы так продвинулся бы в Оранжевой Республике, что это потребовало бы снять осаду и Кимберли, и Ледисмита. Если бы буры не отказались от блокады этих городов, то не смогли бы выставить на реке Оранжевой более 20 000 человек против 60 000, которых Буллер привёл бы туда к первой неделе декабря. Можно было бы воссоединить силы Метуэна, Френча, Гатакра и Наталя, оставив гарнизоны в Питермарицбурге и Дурбане, а в резерве иметь ещё шестьдесят тысяч человек в колонии и на море, чтобы закрыть бреши в наступлении. Двигаясь по равнинной местности, где много места для обходных манёвров, он, вероятно, оказался бы в Блумфонтейне к Рождеству, а на реке Вааль к концу января. Что бы тогда оставалось делать бурам? Или стоять перед Ледисмитом, зная, что их столицу и золотые копи в их отсутствие взял неприятель, или прекращать осаду и возвращаться, чтобы защищать собственные дома. Такой способ борьбы с бурами, на взгляд гражданского лица, потребовал бы меньших жертв, но, возможно,
