— Ну, значит, у вас есть другое такое же, потому что я уже успел несколько раз видеть на вас одно и то же! Никогда не показывайтесь в этом костюме при мне! Мсье де Ремюса, я дал вам хорошее жалованье. Почему же вы так скаредничаете?
— Я проживаю сколько нужно, Ваше Величество!
— Я слышал, что вы продали ваш экипаж? Я даю вам деньги совсем не для того, чтобы вы их сберегали в банках! Вы занимаете высокий пост и должны жить соответственно вашему положению. Я желаю, чтобы у вас снова был экипаж, когда я вернусь в Париж. Примите к сведению! Жюно, бездельник! Я слышал, вы записались в азартные игроки и совершенно проигрались? Не забывайте, что карты — самая трудная дорога к счастью!
— Кто же виноват, Ваше Величество, что мой туз был побит четыре раза сряду!
— Та-та-та, да вы еще совсем дитя, не знающее цены деньгам. Сколько же вы задолжали?
— Сорок тысяч, Ваше Величество!
— Отлично, идите к Лебрену и там узнайте, не может ли он уладить всё это. В конце концов, ведь мы были же вместе под Тулоном! Вы и Рапп — притча во языцех моей армии! Но довольно карточной игры! Я не люблю открытых платьев, мадам Пикар. Они не идут даже молодым женщинам, а вам носить их просто непростительно! Теперь, Жозефина, я иду в свою комнату и прошу вас прийти ко мне через полчаса почитать мне на ночь. Несмотря на усталость, я приехал к вам, раз вы высказали желание, чтобы я помог вам принимать и занимать гостей! Вы можете остаться здесь, мсье де Лаваль, потому что ваше присутствие тут необходимо.
Дверь захлопнулась за Императором, и каждый, начиная с императрицы до последнего служителя, вздохнул глубоким вздохом облегчения. Дружеская болтовня возобновилась, снова раздались шорох карт и звон металла. Словом, всё пошло так, как было до прихода Императора.
16. В БИБЛИОТЕКЕ ГРОСБУА
Теперь, читатель, я приближаюсь к концу моих не совсем обыкновенных приключений, пережитых мною со времени моего приезда во Францию, приключений, которые сами собою могут представлять некоторый интерес, но этот интерес, конечно, затмевается личностью Императора, стоящей на первом месте в моих записках.
Много лет прошло с тех пор, и в своих мемуарах я старался вывести Наполеона таким, каким он был в действительности. Наблюдая его слова и поступки, я чувствовал, что моя собственная личность совершенно стушевывалась. Теперь я попрошу вас сопутствовать мне в экспедиции не Красную Мельницу и последовать за событиями, которые произошли в библиотеке Гросбуа.
Прошло несколько дней после раута у императрицы; был последний день того срока, в который Сибилле было разрешено спасти своего возлюбленного, отдав в руки полиции Туссака. Правду сказать, я не особенно тревожился за ее неуспех, потому что под прекрасной внешностью ее возлюбленного скрывался низкий, жалкий трус. Но эта чудная женщина с твердой волей, мужественным сердцем, совершенно одинокая в жизни, глубоко трогала мои чувства, и я был готов сделать всё, чего бы она ни потребовала, лишь бы исполнить ее желание — даже противное моим взглядам и мнениям.
С такими чувствами я вышел навстречу ей и генералу Савари, входившим в мою комнату в Булони. Один взгляд на ее пылавшие щеки и светившиеся победой глаза подсказал мне, что она уверена в успехе своего дела.
— Я сказала вам, что найду его, Луи! — крикнула она. — Теперь я прямо обращаюсь к вам, потому что мне нужна ваша помощь!
— Мадемуазель настаивает на том, что солдаты в данном случае бесполезны,— сказал Савари, пожимая плечами.
— Нет, нет, нет,— пылко проговорила она,— тут необходима осторожность, а при виде солдат он сразу спрячется в какое-нибудь убежище, где вы никогда не сможете открыть его присутствия. Я не могу отнестись легкомысленно к этому делу, когда оно доведено почти до конца!
— Судя по вашим словам, нам вполне достаточно троих,— сказал Савари,— я лично никогда не взял бы больше. Вы говорите, что у вас есть еще один друг, какой-то лейтенант?
— Лейтенант гусарского полка из Бершени, Жерар!
— Тем лучше! В Великой армии мало таких хороших, исполнительных офицеров, как Жерар! Я думаю, что мы трое сможем выполнить возложенную на нас миссию.
— Я в вашем распоряжении!
— Потрудитесь сообщить нам: где же находится Туссак?
— Он скрывается на Красной Мельнице!
— Мы обыскали там всё, и уверяю вас, что его там нет.
— Когда вы произвели там обыск?
— Два дня тому назад.
— Следовательно, он поселился там после. Я знаю его возлюбленную Жанну Порталь; я следила за нею в течение шести дней. В эту ночь я заметила, что она тихонько пробиралась к Красной Мельнице с корзиной вина и фруктов. Всё утро она внимательно приглядывалась к прохожим, и я видела, что при проходе солдата на ее лице мелькнуло выражение ужаса. Я так уверена в том, что Туссак на мельнице, как будто я видела его своими собственными глазами.
— В таком случае не будем терять ни минуты! — вскричал Савари.
— Если он может рассчитывать найти лодку на берегу, то, несомненно, с наступлением темноты он сделает попытку бежать в Англию. С мельницы хорошо видны все окрестности, и мадемуазель права, полагая, что вид солдат заставит его лишь скорее убежать!
— Что же тогда мы будем делать? — спросил я.
— Через час вы явитесь к нам в той же одежде, как вы есть, к южному въезду в лагерь. Вы будете путешественником, едущим по большой дороге. А я увижу Жерара, и мы сговоримся с ним относительно переодевания. Берите ваши револьверы, потому что нам придется иметь дело с самым опасным человеком по Франции! Мы предоставим в ваше распоряжение лошадь.
Последние лучи заходящего солнца окрашивали в пурпур белые меловые утесы, которые так часто встречаются на северных берегах Франции. Когда через час после нашего разговора я вышел к южным воротам лагеря, я был удивлен, не найдя на условленном месте моих друзей. Только у дороги высокий человек, одетый в синий сюртук с металлическими пуговицами, похожий по внешности на бедного сельского фермера, подтягивал подпруги на чудной вороной лошади; несколько поодаль от него молодой конюх в выжидающей позе держал уздечки двух других лошадей. Только узнав в одной из лошадей ту, на которой я приехал из Гросбуа, я догадался, в чем дело, и ответил улыбкой на приветливую улыбку молодого конюха, а в фермере в широкой шляпе тотчас же узнал Савари.
— Я думаю, что мы можем отправиться в путь, не возбуждая ни в ком подозрения,— сказал он. — Вы должны слегка сгорбиться, Жерар! Ну, а теперь трогаемся, а то, пожалуй, будет уже слишком поздно!
В моей жизни было много всяких приключений, но это последнее стоит выше всех. Я вспомнил, глядя на воду, туманные берега Англии с чередующимися на них сонными деревушками, жужжание пчел, звон колоколов в воскресные дни, широкие и длинные улицы Эшфорда с их красными кирпичными домиками, кабаками с кричащими вывесками. Большая часть моей жизни мирно протекла в этой обстановке, а теперь я чувствовал под собою бешеную горячую лошадь; два заряженных пистолета висели у меня за поясом; наконец, само поручение, от исполнения которого могла измениться вся моя жизнь; мое будущее зависело теперь от того, удастся или нет арестовать самого опасного заговорщика.
Припоминая свою молодость, оглядываясь теперь на все опасности, которые грозили мне, все превратности судьбы, я всегда яснее всего себе представляю этот вечер и бешеную скачку по извилистой проселочной дороге. Это приключение настолько врезалось в мою память, что я как сейчас представляю себе все малейшие детали. Мне кажется, что я вижу даже комки грязи, отскакивавшие от подков лошадей во время бешеной скачки.
Выбравшись из лагеря на дорогу, мы поехали краем ужасного соляного болота. Мы постепенно
