—Хуже того, — отвечал рыбак. — Она смертельно больна, и думают, что ей недолго осталось. Вон, гляньте, карета доктора у ее дома.
Услышав эти дурные вести, Джон вскочил и поспешил к коттеджу, где встретил доктора, садившегося в карету.
Как здоровье вашей пациентки, доктор? — спросил он дрожащим голосом.
Скверно, весьма скверно, — напыщенно ответил медик. — Если силы по-прежнему будут угасать, то жизнь ее окажется в большой опасности; но если ее состояние изменится, возможно, она и выздоровеет!
Изрекши тоном оракула сей ответ, он уехал, оставив за собой облако пыли.
Джон Гаксфорд нерешительно мялся в дверях, не зная, как объявить о себе, и опасаясь, не повредит ли больной душевное потрясение. Вдруг какой-то джентльмен в черном неспешно подошел к нему.
—Не скажете ли, друг мой, здесь больная? — спросил он.
Джон кивнул, и священник вошел, оставив дверь полуоткрытой. Странник подождал, пока тот прошел во внутреннюю комнату, и затем проскользнул в гостиную, где когда-то провел столько счастливых часов. Все — до самых незначительных украшений — было по-старому, так как Мэри имела обыкновение заменять сломанную вещь копией, чтобы в комнате ничего не менялось.
Он не решался обнаружить себя, пока не услышал женский голос из внутренней комнаты; тогда он тихонько подошел к двери.
Больная полулежала на кровати, обложенная подушками, лицом к Джону. Он чуть не вскрикнул, когда ее незрячие глаза остановились на нем; бледные, родные черты Мэри, казалось, совсем не переменились с тех пор, как он в последний раз обнимал ее на набережной Бриспорта. Ее тихая, лишенная событий жизнь не оставила на лице ни одного из тех грубых следов, которые свидетельствуют о внутренней борьбе и беспокойном духе. Целомудренная печаль облагородила и смягчила выражение лица, а потеря зрения была возмещена тем особенным выражением спокойствия, что отличает лица слепых. Пускай ее волосы, выбившиеся из-под белоснежного чепчика поседели, она осталась прежней Мэри и даже похорошела, а в чертах ее появилось что-то небесное и ангельское.
— Найдите человека, который присмотрит за коттеджем, — сказала она священнику, сидевшему спиною к Джону. — Выберите какого-нибудь бедного достойного человека в приходе, который будет рад даровому жилищу. А когда он придет, скажите ему, что я ждала до самого конца и что он найдет меня там по-прежнему верной и преданной ему. Здесь немного денег — всего лишь несколько фунтов, но я хотела бы, чтобы они достались ему, когда он придет: они могут ему понадобиться, и велите человеку, которого поселите в коттедже, быть с ним ласковым, ведь он, бедняжка, ужасно расстроится, и скажите ему, что я была весела и счастлива до конца. Не говорите, что я переживала, чтобы он не стал мучиться.
Джон тихо слушал, стоя за дверью, и не раз готов был схватить себя за горло, чтобы удержать рыдания, но когда она закончила и он подумал о ее долгой, безупречной, невинной жизни и увидал дорогое лицо, смотрящее прямо на него, однако неспособное его увидеть, то почувствовал, что мужество его оставляет, и разразился неудержимыми, прерывистыми рыданиями, которые сотрясли все его существо.
И тогда случилось невероятное: хотя он не сказал ни слова, старая женщина протянула к нему руки и воскликнула:
—О, Джонни, Джонни! О, дорогой, дорогой Джонни, ты вернулся ко мне!
И прежде, чем священник мог понять, что случилось, два верных любовника держали друг друга в объятиях; их слезы смешались, их серебристые головы прижались друг к другу, их сердца были так полны радости, что чувствовали себя почти вознагражденными за пятьдесят лет ожидания.
Трудно сказать, как долго предавались они радости. Это время показалось им очень коротким — и очень длинным почтенному джентльмену, который хотел уж без слов удалиться, когда Мэри наконец вспомнила о его присутствии и о вежливости по отношению к нему.
—Мое сердце переполнено радостью, сэр, — сказала она. — Божья воля, что я не могу видеть моего Джонни, но я могу представлять его себе так же ясно, как если бы он был перед моими глазами. Теперь встаньте, Джон, и я покажу джентльмену, как хорошо я вас помню. Ростом он будет до второй полки; прям как стрела, лицо смуглое, а глаза светлые и ясные. Волосы почти черные, и усы тоже. Не удивлюсь, если узнаю, что он носит также бакенбарды. Ну, сэр, не кажется ли вам, что я могу обойтись и без зрения?
Священник выслушал ее описание и, посмотрев на изнуренного, седовласого человека, стоявшего перед ним, не знал, смеяться ему или плакать.
К счастью, все кончилось благополучно. Был ли то естественный ход болезни или возвращение Джона благоприятно подействовало, достоверно только то, что, начиная с этого дня, здоровье Мэри стало постепенно улучшаться, пока она совершенно не выздоровела.
—Нельзя венчаться втайне, — решительно говорил Джон, — а то как будто мы стыдимся того, что делаем. Словно мы не имеем большего права венчаться, чем кто бы то ни было в приходе.
Итак, было сделано церковное оглашение и три раза объявлено, что Джон Гаксфорд, холостяк, и Мария Хауден, девица, намереваются сочетаться браком, и так как никто не представил возражений, то они были надлежащим образом обвенчаны.
—Быть может, мы недолго проживем, — сказал старый Джон, — но по крайней мере мы спокойно перейдем в мир иной.
Доля Джона в квебекском предприятии была ликвидирована, и это дало повод к возбуждению весьма интересного юридического вопроса, мог ли он, зная, что его имя Гаксфорд, все-таки подписаться именем Гарди, как это было необходимо для окончания дела. Было решено, однако же, что если он представит двух достойных доверия свидетелей своего тождества, то все обойдется, так что имущество было реализовано и дало в результате весьма приличное состояние. Часть его Джон употребил на постройку красной виллы как раз за Бриспортом, и сердце владельца набережной подпрыгнуло от радости, когда он узнал, что постылый коттедж наконец-то освободят и тот перестанет нарушать симметрию и портить респектабельный облик аристократических домов.
В своем уютном новом доме, сидя на лужайке в летнее время и у камина зимой, эта достойная старая чета прожила много лет невинно и счастливо, как двое детей. Те, кто хорошо их знал, говорят, что никогда между ними не было и тени несогласия и что любовь, которая горела в их старых сердцах, была так же высока и священна, как любовь любой молодой четы, когда-либо стоявшей у алтаря. И во всей окрестной стороне, всякому, будь он мужчина или женщина, будь в горе или изнемогай от борьбы с жизненными тяготами, стоило только пойти на виллу — и он получал там помощь и то сочувствие, которое более ценно, чем самая помощь. Так что, когда наконец Джон и Мэри, достигнув преклонного возраста, заснули вечным сном, он через несколько часов после нее, их оплакивали все бедные, нуждающиеся и одинокие люди прихода. И, вспоминая горести, которые пришлось перенести обоим и их мужество, люди приучались к мысли, что их собственные несчастья суть вещи тоже преходящие и что вера и правда получат вознаграждение в этом мире и ином.
1
«О планктоне» — название одной из монографий Эрнста Геккеля (1834-1919) — немецкого естествоиспытателя, видного последователя учения Чарльза Дарвина.
2
Джироламо Савонарола (1452-1498) — итальянский проповедник-реформатор, изобличавший распущенность духовенства, тиранию Медичи, создатель Флорентийской республики. Когда сторонники его
