Я подала Кевину одну из бутылок «Бадвайзера», которые он хранит у меня в холодильнике, и рассказала ему о великой вражде дрессировщиков.
— Это началось… года четыре назад? Ну да, четыре. Генри Мак-Девит, с незапамятных времен ведущий дрессировщик, решил уйти. Выйти в отставку. Ему перевалило за шестьдесят пять. Он работал в «Полароиде», уволился оттуда и переехал в Кейп-Код, в Брюстере, а ездить каждую неделю в Кембридж туда и обратно ему не захотелось, так что он вышел в отставку. Все этим были недовольны, в том числе и я. Я и вступила в этот клуб главным образом из-за него. Я вроде как его знала. Он был другом моего отца. Главное, однако, он был просто фантастическим дрессировщиком.
— Ну и что же? — Кевин потягивал пиво за кухонным столом, мыслями сосредоточась на бутылке и обхватив правой рукой лапу Рауди.
— Я подхожу к делу. Так вот, потребовалась, естественно, уйма хлопот, чтобы найти, кем его заменить, и мы остановились на Маргарет Робишод — не спрашивай почему. Поверь, это было не мое решение. К слову сказать, идея эта не принадлежала и доктору Стэнтону. Они давно уже были на ножах, то есть с самого начала терпеть друг друга не могли. Так или этак, но Генри был на ее стороне, и я уверена, что это никого не смущало. Все считали — кому, как не ему, назвать своего преемника. Так доктор Стэнтон проиграл в первом раунде.
— И решил ее убить. Сплошная чушь, Холли.
— Дослушай. Я подхожу к делу. Генри был гениальный дрессировщик. И все еще продолжает им быть. А доктор Стэнтон и вправду был вроде столпа собачьего мира.
Кевин ухмыльнулся.
— Да-да, — нажала я. — Не смейся. Но постепенно оба стали, ну не знаю, может быть, чуточку меньше соперничать друг с другом. Они как бы слегка смягчились. Но Маргарет-то вовсе не была выше этого. Она хотела быть Мисс Две Сотни. Мисс Само Совершенство. Две сотни — высший счет при показе послушания. Она постоянно выступала и действительно пару раз добилась двухсот очков, а как — разве объяснишь? Это немножко похоже на Надю[4], выигрывающую десять баллов.
— Как Билл Роджерс в старину, — предположил Кевин.
— Вроде того, но его-то все любят. Когда он ежегодно выигрывал марафон, все его обожали, да и сейчас, хоть он ни у кого и не выигрывает, все по-прежнему его любят.
— Он чертовски симпатичный парень.
— Верно. А это как раз то, чего начисто нет в Маргарет. Никому она не нравится, и когда побеждает, и когда проигрывает. Но проигрывает она редко, а с тех пор, как клуб ее уволил, она все время выигрывала, и солидно. В послушании. Но на выставках она выступает и по экстерьеру, и тут тоже здорово преуспевает У нее золотистые ретриверы.
— По экстерьеру?
— Ну да. По экстерьеру — это смотрят, насколько пес соответствует стандарту своей породы. Его телосложение, шкура, масть и все такое.
— Как на конкурсе красоты. — Его огромный указательный палец не переставал сновать по шее Рауди.
— Приблизительно. Так вот, когда она приступала к работе, народ надеялся, что этот ее успех частично подсотрется, и в какой-то мере это сбылось. Я имею в виду, что в клубе несколько усилилось соперничество. Генри был истинно хороший дрессировщик, но в сравнении с Маргарет он — сверхлегкомысленный и подходил людям, которые хотели пройти только два-три занятия. Такой славный малый. Не было собаки, которая бы ему не нравилась. Маргарет же была прямой противоположностью — ее не интересовали собаки со средними данными, и она вовсе уж была против смешанных пород.
— Дворняжек?
— Ага. А это по-настоящему глупо, потому что и при смешанной породе можно получить Всеамериканское СТ.
— СТ? Сертификат тарифа?
— Звание Собаки-Товарища. Но главное то, что любой клуб собачьей дрессировки не только обучает для выставок. Может., это и смешно, но любому среднему псу положено помочь сделаться полноправным псом-горожанином. А Маргарет привыкла повторять: «Мы здесь не затем; чтобы обучать трюкам домашних любимчиков». Она всегда произносила «домашний любимчик» как что-то непристойное. Она ошибалась. Если домашний любимчик значит преданный друг, то любая моя собака была любимчиком. Более того, хотя она и поносила всех собак, кроме золотистых ретриверов, но была откровенным сторонником взгляда, что всех собак можно обучить, если пользоваться правильными методами, которые, с ее колокольни, ее и только ее методы. Вот так, — добавила я, — она вскоре оскорбила уйму людей. A ей на самом деле ничего нового было не сказать. Дергай за тренировочный ошейник, пока пес не сделает того, что ты хочешь. Этого было в избытке. А меж тем многие наши читали эту книгу монахов из Нью-Скита.
— Там еще осталось пиво?
— Да. Не перебивай! Или я, по-твоему, все сказала? Нет, не все. Эти монахи живут в штате Нью-Йорк. Но так или этак, а идея их в том, что все собаки происходят от волков, и, с точки зрения пса, ты — часть его стаи. А он — часть твоей. И тебе надо дать собаке понять, кто в стае первый волк. Верховный пес. Потому что собаки вроде как волки. В некотором смысле они суть волки. Им надо знать и что им подобает, и к кому они принадлежат. А все, что говорила нам Маргарет, — крепче дергать.
— Это имеет какое-нибудь отношение к Фрэнку Стэнтону?
— Да. Потому что он действительно мигом всосал эту книгу, всю науку монахов из Нью-Скита, и всю ее использовал против Маргарет. Это было новое оружие, и всякий, кто хоть что-нибудь знал о волках или собаках, сразу понял: то, что с ними происходит, — это классическая борьба за первенство, выяснение, кто верховный пес, избранный, первый. Временами они оба просто рычали друг на друга. Ты единственный, кто спросил, были ли у него враги.
— Он дразнил ее.
— Нет. Хуже. Насмехался над ней. Издевался. Например, насчет золотистых ретриверов. Золотистых-то и в самом деле легче обучать, говорил он ей, или вот — он слыхал о славном выводке щенков породы акита, или рассказывал ей об одном ирландском терьере. У него у самого был тогда ирландский терьер. В книгах всегда говорится, что такие породы сомнительны. Акита. Терьеры. Все северные породы — аляскинский маламут, лайка самоедская, сибирская, эскимосская. Так что единственный способ, которым она могла заткнуть ему рот, — это взяв одну из трудных пород, и она наконец клюнула на наживку. Это было в январе. На втором ее году в клубе. Она взяла аляскинского маламута.
Даже величайшие фанатики маламутов признают, что в обучении они не самые легкие собаки, а многие и вообще скажут, что обучить их невозможно. Иными словами, чтобы сравняться с доктором Стэнтоном, она подобрала хорошую породу. Это был еще и смелый шаг, потому что при лайке ее шансы всякий раз получать высокий балл были практически равны нулю. К тому же я не могу себе представить никого менее приспособленного к владению маламутом, чем она. Чего ей всегда хотелось — так это робота, а не пса со своей собственной волей. Хотя никто из нас ни разу не видел ее щенка — он был еще слишком мал для класса, — мы, конечно, о нем слышали, а те, кто читал монахов из Нью-Скита, испытывали к нему огромную симпатию.
— Ну и? — Затем он повторил это Рауди: — Ну и?
— Уловка сработала. На время. Потом доктор Стэнтон перешел в нападении к новому витку. Пожалуй, ты скажешь, что он задумал подлость. Кто-нибудь тебе уже об этом рассказывал?
— Выкладывай, — сказал он.
— О'кей. Он всегда много болтал. До этого он слухов точно не распускал, но потом начал. Я не думаю, будто он что-нибудь сочинял. Просто не препятствовал им. Слухам.
— Например?
— Судейство. Она была судьей по послушанию в АКС. В Американском клубе собаководства. Он злословил о ее судействе. Вроде того, будто золотистые ретриверы ее любимчики, но это, по-моему, неправда. Он сказал, будто она снимает очки за правый финиш.
— Не может быть. Ошеломлен.
— Кончай шалить с собакой, Кевин, и слушай внимательно. Пес, допустим, прямо перед тобой, а ты хочешь, чтобы он сидел слева от тебя. При правом финише он минует твой правый бок, обходит тебя со
