удержавшись, добавил:
– Великие силы, что с тобой творится, Лих?
– Не твоего ума дело, – огрызнулся Коршун, схватил ключ и почти бегом бросился к кладовой.
Леонтиск, проклиная все, пошел за ним. Ругаясь вполголоса, Лих снял замок, распахнул дверь и ввалился внутрь.
– Выходи, собачий сын! – его голос сорвался на свистящий шепот. – Смерть твоя пришла!
– Господин, пощади, господин! – запричитал Офит.
Коршун за шиворот вытащил его во двор, широко шагая, проволок в сад и, повалив на траву, принялся бить ногами. Леонтиск следом не пошел, остался на крыльце. Невольники, Арам и Орбил, стучавшие топорами у боковой пристройки – снова рубившие кипарис для погребального обряда – прекратили работать, изумленно и мрачно наблюдая за происходящим. Леонтиск вспомнил, что Офит был их товарищем на протяжении многих лет.
– Говори, сволочь! Говори! Говори! – орал Лих. – Кто послал тебя? Кто дал тебе змею?
– Господин Лих! – рыдал раб. – Я все сказал… я не знаю…
– Кто? Кто? – Лих его не слышал, с искаженным лицом изо всей силы пиная лежащего на земле человека куда попало. Леонтиску стало ясно, что Коршуна совершенно не интересует, что расскажет ему истязаемый.
– Человек… с закрытым лицом, он был в доме… Я все рассказал… клянусь! А-а-а! господин Лих! Не надо…
– Не надо? – тяжело дыша, Лих выпучил глаза, словно от изумления. – Ах ты, мразь! Не надо, значит…
Приняв решение, он резко выхватил меч.
– Ли-их! – закричал Леонтиск, бросаясь вперед. – Ты что, перестань!
– Стой, где стоишь! – молниеносно повернулся к нему Коршун. – Стой, или, клянусь богами, я за себя не ручаюсь!
– Ты что, с ума сошел? – зло воскликнул Леонтиск, но остановился. – Эврипонтид сказал, что раб нужен ему живым, для допроса…
– Ни хрена он не расскажет, этот ублюдок, – рявкнул Лих. – Знал бы что, так давно бы уже рассказал…
И повернувшись к побледневшему невольнику, прошипел:
– Снимай одежду. Быстро, падаль!
– Господи-ин! – простонал Офит, дрожащими руками стягивая хитон.
С суровым выражением лица Лих на полклинка вонзил меч в землю, затем вытащил и воткнул ручкой вниз, так, что из земли торчал только полуторафутовый железный зуб.
– Ты предал своего господина, негодяй, – тихо и страшно произнес Коршун, глядя сверху вниз на голого, трясущегося от страха и холода человека. – Ты подложил ему в постель ядовитую гадину, так отплатив за доброе отношение.
– Господи-и-ин Ли-их! – провыл Офит.
– За это сейчас ты раздвинешь руками свои вонючие ягодицы и задницей сядешь на этот меч, – жестко закончил Коршун. – И не заставляй меня повторять, собака!
Обливаясь слезами, несчастный на гнущихся ногах подошел к торчащему из земли жалу.
– Лих! – заорал Леонтиск. Краем глаза он заметил, что Арам и Орбил от ужаса выронили из рук инструменты.
– Иди в Аид, афиненок! – огрызнулся, не спуская глаз с жертвы, Коршун.
Меж тем Офит, двигаясь медленно, как во сне, встал над мечом, неловко согнул худые ноги. Всхлипнул, опустился ниже, ниже. И вскрикнул, когда острие коснулось его тела.
– Пощады, добрый господин, – прошептал он растянутыми кривящимися губами.
– Не тяни. Вниз! – Коршун был неумолим.
Дрожа всем телом, закрыв глаза, Офит начал опускаться. Его сморщенный сизый орган болтался, едва не задевая меча, по ноге медленно потекла струйка крови. Из горла несчастного вырвался прерывистый вой.
– Быстрее, отродье! – внезапно Лих бросился вперед и с силой ударил несчастного ладонями по плечам. Раздался резкий вопль. Меч вошел в анус раба на всю длину. Офит упал на спину, вывернув клинок из земли, и забился в конвульсиях, дико крича. Коршун стоял над ним, оскалившись в зловещей усмешке.
– Это ж надо, весь меч дерьмом измарал, урод, – вполголоса пробормотал он, нагнувшись над телом раба, когда оно прекратило последние судорожные движения.
– Ты – больной, самый настоящий безумец! – покачав головой, проронил Леонтиск и, резко развернувшись, пошел к дому. По его спине стекал липкий холодок ужаса.
– Поведай мне, милейший эфор, как твой хваленый убийца собирается сделать свою работу, когда его детская затея со змеей провалилась, и поднялась такая шумиха? – голос Леотихида был наполнен таким же смертельным ядом, как зуб черного аспида.
– Эврипонтиды должны… уйти и уйдут. Мастер Горгил взялся за дело и выполнит его, – пожал мощными плечами Архелай. В своем особняке эфор, казалось, чувствовал себя увереннее, чем в царском дворце, на чужой территории.
