Балаустион

– Когда умолчал о том, что собираешься прихлопнуть сопляка, младшего сына Павсания, – нежно сказал Леотихид. – Ручаюсь, что альянс не давал задания Горгилу убивать пацана, это была твоя, и только твоя задумка. Зачем же ты так со мной, господин Архелай? Для других, не спорю, все выглядело шито-крыто, ведь мальчуган, как там его… Орест… должен был умереть даже раньше папаши и старшего братца, пока еще был, в сущности, никем. Вот если бы его кокнули после, когда он уже оказался наследником трона Эврипонтидов, тогда другое дело, тогда все, клянусь бородой Зевса, стали бы рыть и вынюхивать. Но сейчас – кому какое дело, правильно? Ну, забили пацана в агеле, и что? Мало их, что ли, каждый год забивают? Таков был ход твоей мысли, любезный господин эфор? И претворить это в жизнь было вовсе не трудно, ведь так? Что ты пообещал Пакиду, этому старому ублюдку? Кресло в герусии? Должность наварха? Что? Его, конечно, ждут некоторые неприятности за превышение полномочий, но не слишком серьезные…Обещанная тобой награда наверняка с лихвой окупает эти мелочи. То есть окупит – если мальчуган все-таки умрет, я слышал, он плох. Кстати, вполне вероятно, что тебе не придется рассчитываться с педономом, ведь его, поговаривают, приговорили… Или ты на это рассчитывал с самого начала, а, хитрый господин Архелай?

Эфор, пунцовый, словно после бани, молчал, как воды в рот набрал. На его лице было написано страдание. История повторялась.

– Но, повторяю, вы слегка просчитались, исключив из своих планов некого молодого, но ужасно умного стратега-элименарха, – продолжал, наслаждаясь эффектом, Леотихид. – Сразу после той злосчастной порки, которую – увы, увы – не дал довести до конца туповатый сын наварха, прибившийся к Эврипонтидам, я начал задавать себе вопросы. Основным из них был, конечно, «кому выгодно?», главный вопрос римских юристов. Сопоставив покушение на мальчонку с ожидаемой в ближайшем будущем трагической гибелью его старших родственников, я закричал: «Нашел! Нашел!» Кому мог мешать тринадцатилетний Орест, дурной и сопливый пацан? Тебе, и только тебе, господин Архелай! После его смерти и следующего за этим устранения Пирра и Павсания трон Эврипонтидов переходит к младшей ветви, то бишь к Леониду. Я далек от мысли, что это честняга Леонид решил убрать со своей дороги мальца, тем более что Леонид не знает о приближающейся смерти двух старших Эврипонтидов. Зато об этом знаешь ты, его дядюшка, и ты, как бы это помягче сказать… совсем не против стать старшим наставником нового спартанского царя. Ну что, гений я? Не слышу аплодисментов.

– Это не я… – натужно просипел Медведь. – Меня попросили… член делегации ахейцев… мальчишки слышали тайные переговоры… не должны были проболтаться.

– Кто? – потребовал элименарх, глядя прямо в бесцветные глаза эфора.

– Один из главарей альянса… я не могу…

– Кто? – с угрозой повторил Леотихид, испытывая – и всем своим видом демонстрируя – нешуточный гнев.

– Эфиальт, архистратег ахейцев, – выдавил Архелай задушенно.

– Ах, вот как! – торжествующе усмехнулся молодой Агиад. – Господин ахеец, зная твою близость с наставником агелы, просит тебя о маленьком одолжении, и ты, дабы оказать гостю любезность, приказываешь Пакиду умертвить сыновей не последних граждан полиса, и даже посылаешь в качестве экзекуторов головорезов из собственной охраны. Какое невиданное радушие, какое всеобъемлющее понимание законов гостеприимства! Вот только кто поверит в столь высокие порывы твоей души, уважаемый Архелай, – неужели же я? или, быть может, Эврипонтиды?

Медведь молчал, уставившись в пол и нервно облизывая губы. С минуту Леотихид молча глядел на совершенно раздавленного собеседника, затем махнул рукой:

– Авоэ, полно тебе, дорогой эфор! Я не стану наказывать тебя за обман, ведь мы с тобой союзники, помнишь? При условии, конечно, что подобную глупость ты совершил первый и последний раз в жизни.

Архелай поспешно кивнул:

– Согласен. Я… поверь, я вовсе не хотел…

– О, ради богов, оставь при себе все, что ты хотел, – остановил его молодой стратег. – Если хотя бы половина твоих желаний сбудется, у нас появится вдвое больше проблем.

– Но, – поежился эфор. – Мы… я… должен знать, как теперь поступать, когда, когда… э…

– Но ведь мальчишка выжил, какие могут быть вопросы?

– Э-э… гм…

– Иными словами, ты желаешь сказать, что не оставил надежды придушить щенка и осуществить свой план? Ради богов, перестань мычать, милейший Архелай, я не могу весь вечер разговаривать сам с собой! Итак, я правильно тебя понял?

– М-м, в целом да… – Архелай постарался взять себя в руки. – Мне бы хотелось знать, как вы, я имею в виду и твоего царственного брата тоже, отнесетесь к такому варианту развития событий.

– Откровенно говоря, и меня и моего брата более всего устроило бы, чтобы все оставалось, как сейчас: то есть, чтобы второго царя не было вовсе. Власть, знаешь ли, развращает, причем намного сильнее, чем безнаказанность.

Архелай мгновенно потупил глаза.

– Но мы четко понимаем, – продолжал Леотихид, сделав вид, что не заметил несогласия собеседника, – что в нынешней ситуации это становится неосуществимо. Что заставляет меня все более восхищаться гением отца, ведь ему удалось подарить Эвдамиду возможность почти шесть лет вкушать сладкий плод единовластия.

– Я был другом вашего родителя и помог ему отправить Павсания в изгнание, – кивнул Архелай.

– Именно на этой старой дружбе мы и строим свое доверие по отношению к тебе, почтенный эфор, – любезно произнес Леотихид. «Но не думай, что я когда-нибудь подставлю тебе спину, лицемерная скотина», – подумал он про себя.

– Взаимно, стратег, – массивные губы Архелая впервые за всю беседу раздвинулись в улыбке, обнажив крупные, торчащие вперед, зубы.

– Однако вернемся к нашей теме. Итак, осознавая, что время единовластия рода Агиадов, к сожалению, подходит к концу, мы, конечно, продумывали будущее разделение власти. Хотя, не посвященные в твои