Мечница звонко рассмеялась, вспомнив выпученные глаза и раскрытый в беззвучном крике рот бедолаги, и протянула афинянину руку.
– Все равно, спасибо.
Его ладонь была крепкой и влажной. Все происходящее было настолько нереально, что Арсионе захотелось проснуться, оказаться рядом со своим неукротимым львом и все рассказать ему. Или не нужно… рассказывать?
– Я хотела сказать тебе… – раз уж это сон, можно себя не сдерживать.
– Что? – его пугающие глаза сузились.
– Я не встречала людей… таких необычных, как ты, – в следующее мгновенье она готова была откусить себе язык. Проклятье, это ведь не сон, а реальность!
– А я не встречал девушки на свете… такой красивой, как ты, – выдохнул Эвполид в ответ.
«Чудесное начало! – Арсиона избегала взгляда афинянина, он выбивал ее из колеи. – Что-то сказал бы мой элименарх, услышь он эти нежности?»
– Быть может, ты расскажешь мне о родном городе? – Как будто ничего не было сказано мгновенье назад. – Я ведь никогда не была в Афинах.
Афинянин вдруг оказался близко, очень. Его темные глаза-воронки снова впились в ее сознание, выворачивая, лишая воли, его холодные пальцы сжали ее запястья, а хриплый шепот – так близко – зачастил:
– Ты уедешь со мной. Я давно искал такую. Как ты. Именно такую. Мы уедем отсюда, – его губы потянулись к ее, мир закружился.
«Столько народу вокруг! Меня, Арсиону-Палладу, увидят на улице целующейся с этим… иноземцем», – паника захлестнула, разорвала морок, окатила злостью. Она с силой вырвала руки, кажется, даже оттолкнула его, да, наверняка, ведь он только что был так близко, а теперь… Арсиона поймала себя на том, что ищет на поясе рукоять спаты.
– Ты с ума сошел! – сотни слов рвались у нее с губ, но выговорить она смогла только это. – Ты…
Афинянин невыразимо долго и как будто отдаляясь, глядел на нее, затем сжал губы, словно не позволяя вырваться тому, что не должно прозвучать, повернулся и медленно пошел прочь. Мечница, не в силах отдышаться, словно после долгого бега в доспехах, глядела ему вслед, чувствуя нарастающую злость. На него, на себя, на случайных прохожих, хотя вряд ли кто из последних мог что-то увидеть и понять, так быстро произошло все изложенное выше.
Через минуту-другую, окончательно придя в себя, Арсиона уже нашла в себе силы изумиться. «Что он такое сделал? Морок навел, или амулет какой афродизийный носит? Демоны их разберут, иноземцев проклятых!» Мечница шепотом добавила еще кое-что, покрепче, но даже самые черные проклятия не смогли бы изменить того факта, что задание Леотихида выполнено не было. Нервно закусив губу, Арсиона огляделась по сторонам. Из-под стены святилища Киниски тут же вынырнул и вальяжно направился к мечнице мелкий мальчишка лет тринадцати-четырнадцати в латаном-перелатаном трибоне, одетом на голое тело, и разбитых деревянных сандалиях. Шея пацана была тонкая, как у воробья, в мятом вырезе одежды виднелись острые выпирающие ключицы. Бело-розовые царапины на руках и шее разительно контрастировали с покрывавшими кожу бурыми разводами грязи. Тем не менее вид это дитя улиц имело весьма наглый и самоуверенный.
Девушка указала на удаляющегося афинянина.
– Подслушаешь, когда они договорятся встретиться снова. Смотри, чтобы не заметили.
– Все понял, госпожа Арсиона, – закивал патлатой головой пацан.
– Гляди у меня, Зик, – она погрозила мальчишке пальцем. – Я буду в «Белой рыбе», у театра. Придешь, когда все выяснишь.
– Будет сделано, – подросток растянул грязный рот в щербатой улыбке. – Дай монету?
– Когда сделаешь дело, шельма!
Зик, он же Зикратионид, сын вольноотпущенника Ойота, мотнул головой, показывая, что не ожидал ничего другого, и припустил вслед за уже скрывшимся из виду Эвполидом. Арсиона удовлетворенно улыбнулась, зная, что пацан, плоть от плоти цепкой и шустрой мальчишеской голытьбы, цели не упустит. Считая дело наполовину сделанным, она неторопливо направилась в сторону театра. Там, по соседству с гимнасием и жертвенником Диоскурам, находился трактир «Белая рыба», пристанище музыкантов и поэтов. Среди этой шумной и самодостаточной публики, в большинстве своем прибывшей с делегацией ахеян, мечница надеялась избежать знакомых, которых мог бы удивить ее необычный наряд. Кроме того, одноглазый Тифон, держатель «Рыбы», был давним знакомцем Арсионы и всегда держал для нее столик в зале для «приличных» посетителей.
Тем временем Зик, без труда нагнав молодого иноземца, не спеша пошел за ним следом, успевая через шаг сплевывать себе под ноги и время от времени деловито кивать знакомцам, таким же уличным мальчишкам, как он сам. В их среде Зикратионид пользовался авторитетом, проистекавшим из его знакомства с Палладой, живым кумиром большинства юных спартиатов. Зик старательно подпитывал этот авторитет, распространяя истории (по большей части выдуманные) о тайных поручениях, исполненных им по приказу Арсионы. Настоящие задания он получал от мечницы нечасто, зато они приносили настоящее серебро, на которое можно было, рисуясь перед дружками, заказать в корчме кувшин мессенского, или купить сестренке разноцветных лент. Отец Зика, когда-то известный резчик по камню, в последние годы пристрастился к зелью Бахуса и все свои случайные заработки пропивал подчистую, оставляя семье вести полуголодное существование. Так что Зикратионид, как старший и единственный сын, оказался единственным же кормильцем матери и троих сестер. Поэтому нетрудно догадаться, что любую просьбу Паллады отрок выполнял безукоризненно.
Иноземец остановился, встретившись с какой-то девицей, и мальчишка замедлил шаг, сделав вид, что дразнит собаку, рвущуюся из-под ближайшего забора. Вскоре парочка тронулась с места, двинувшись по редко застроенной улочке, взбиравшейся своим дальним концом на склон Торакса и терявшейся в покрывавшей склон горы густой роще. Когда иноземец и девушка скрылись под крышей древесных крон, Зик пошел, уже не скрываясь. Заросли, хоть и истонченные зимой, все же давали достаточное укрытие от глаз, и, кроме того, те двое тратили внимание только друг на друга. Прошло немного времени, и они устроили привал: голоса больше не перемещались. Зик, будучи человеком, умудренным жизнью, не сомневался в том, ради чего мужчина и женщина могут желать скрыться от людских глаз. Присев на поваленный ствол, он
