— Ну не совсем, — сердито пробормотал Себастьян. — Хватит разговаривать. Вы когда-нибудь сдвинетесь с места? Зря теряем время.
И принялся тщательно обнюхивать какие-то высокие растения, которые вполне могли быть крапивой. Потом припал к земле и медленно пополз в глубь сада.
— За нами кто-то идет, — сообщил он скорее самому себе, чем нам.
Эва еще сильней вцепилась в мою руку. На цыпочках, затаив дыхание мы бесшумно крались за псом- изобретателем. Миновали шалаш сторожей и выбрались из сада на межу, по обеим сторонам которой росло что-то высокое, возможно кукуруза или горох. Над головой назойливо звенели комары — как-то плаксиво, словно жалуясь, что хотят, но никак не могут заснуть.
— Ну вот, — хрипло пробормотал Себастьян. — Здесь нас никто не увидит. Незачем держаться за руки.
— А я так увереннее себя чувствую, — сказала Эва.
Себастьян задумался, печально глядя на межу.
— Но это стесняет движения.
— Я лучше знаю, что меня стесняет. Себастьян хотел почесать за ухом (у него это обозначало смущение), но только бессильно уронил лапу в траву и, ничего больше не сказав, пошел вперед.
— Я все время о вас думала, — шепнула Эва, когда мы двинулись следом за Себастьяном.
У меня перехватило дыхание.
— Я тоже, — невнятно пробормотал я.
— Правда? — Она крепко сжала мою руку. — Ох, как я рада.
Опять Себастьян загородил нам дорогу.
— Господи, я ведь просил не разговаривать, — недовольно буркнул он.
— Мне никто не имеет права приказывать.
— Простите, если я что-то не то сказал. Но от осторожности зависит наша жизнь.
— Мне на свою жизнь наплевать. Себастьян только тяжело вздохнул, но, когда я с ним поравнялся, довольно больно толкнул меня своим костлявым бедром. Он даже ухом не повел, когда через секунду в этой кукурузе или горохе что-то тяжело плюхнулось на землю, а потом раздались негромкие звуки, похожие на сдавленные проклятия.
Некоторое время мы шли молча, а над нами поминутно загорались и гасли падающие звезды.
— Я страшно болела, очень долго, — вдруг шепнула Эва. В темноте сверкнули две точки. Это были ее глаза. — Они говорят, что поэтому так меня берегут. Они ужасные, оба. Даже не знаю, кто хуже.
— Не думайте об этом. Нам бы только добраться до города.
— Вы меня возьмете с собой? Вам можно доверять? — Она опять стиснула мою руку.
— Да. Нам можно доверять.
— А где вы живете?
Я немного растерялся, не зная, что ответить. Какие-то жуки, но не майские, другие, кружили над нашими головами, то и дело о нас ударяясь. Потом, упав, отчаянно жужжали в траве.
— Я живу в Варшаве. Не знаю, слыхали ли вы.
— Ах в Варшаве, — обрадовалась Эва. — Прекрасно.
Я вовсе не был уверен, что она слыхала об этом городе.
— Хотите кусочек яблока?
— Яблока?
— Да, я подобрала в саду.
Себастьян остановился, поджидая нас. На этот раз он не стал ворчать, только предостерегающе поднял переднюю лапу. Мы послушно замерли. Рядом что-то скрипело, как несмазанная дверь, кто-то громко фыркал.
— Телеги едут в город. Крестьяне везут зерно, или торговцы, — тихо сказал Себастьян.
— Давайте пойдем вдоль дороги. Так скорей доберемся до города, — несмело предложил я.
— Ох, нет, — возразила Эва. — На этой дороге нас и будет искать Терп.
— У меня такое ощущение, будто за нами следят, — добавил я еще.
Себастьян молчал, насторожив уши. На дороге вдруг кто-то выругался: «Чтоб тебя ни сном, ни духом!» Характерный гнусавый голос показался мне знакомым. Но Себастьян, похоже, не обратил на это внимания и не торопясь свернул на гороховое поле.
— Может быть, вы устали? Может, хотите отдохнуть? — с непонятным волнением в голосе спросил он, не поворачивая головы.
— Ох, что вы! Я очень выносливая. Могу делать такие вещи, каких никто не умеет. Например, на пятнадцать минут задержать дыхание. Прошу вас, проверьте.
И прижала мою руку к губам; со стороны могло показаться, что я веду слепца. Я почувствовал медленно расползающееся по руке тепло. Ни малейшего дуновения не коснулось моей ладони, только, почудилось мне, ее сердце бьется все сильнее и сильнее. Себастьян начал нервно оглядываться, даже чуть не упал, споткнувшись о камень.
Я отнял руку, немного вспотевшую от ее тепла.
— Верю, — шепнул я. — Нельзя отвлекаться. Мы вошли в лес. Высокий, мрачно шелестящий верхушками, пахнущий горячей смолой и мокрыми травами. Себастьян несколько раз фыркнул, верно от этих крепких запахов. Морду он опустил очень низко, будто хотел землей заткнуть себе пасть.
— Я вообще совершенно не такая, как все, — вдруг сказала Эва. — Знаете, я часто встречаю маму. Мы подолгу разговариваем, она меня ласкает, заплетает мне косы. Один раз так заплела, что никто не мог расплести.
Конечно же, высоко над головой, как в страшной сказке, заухала неясыть. Даже Себастьян немного замедлил шаг.
— Ведь вашей матери давно нет в живых.
— Да-а, — сказала Эва, но прозвучало это скорее как вопрос.
А я подумал, что где-то меня ждут мои дела. Что я запустил занятия в школе, что, наверно, мне названивают из фильма «Чудесное путешествие на Андромеду». Но тепло Эвиной руки как будто рассеивало угрызения совести.
Мы продирались сквозь колючие мокрые кусты, опутанные паутиной. Пауки с перепугу кидались наутек прямо по лицу, по волосам. Кто-то выскочил у меня из-под ног и понесся в глубину черного, шумящего, как большая река, леса.
— Себастьян, ты знаешь, куда мы идем? — негромко спросил я.
Он посмотрел на небо, но там уже не было звезд. Ничего не ответив, пошел дальше.
Вскоре впереди показался свет. Или даже не свет, а робкое, то и дело гаснущее мерцание. Постепенно этот мерцающий свет стал разгораться, хотя еще часто исчезал за толстыми замшелыми стволами. Потом мы увидели искры, рассыпавшиеся довольно высоко над землей; можно было подумать, дьявол задел хвостом ветку. Себастьян стал сосредоточенно принюхиваться. В воздухе чувствовался едкий запах скипидара.
Пройдя еще немного, мы притаились за нагромождением выкорчеванных пней, похожих на окаменевших осьминогов. Сквозь путаницу корней увидели приземистое строение, а перед ним, в дюжине шагов от нас, двух человек у костра, над которым чернел висящий на жерди дымящийся котелок.
Один, полулежа возле кучи хвороста, что-то напевал, другой палкой разбивал головешки.
— И чего ты там, наверху, видишь? — спросил тот, который разбивал головешки.
— Ничего не вижу. Только думаю, что там, на том свете?
— Говорят же, ангелы, и святые, и спасенные души.
— А где тогда ад?
— У тебя других забот нету? Где-то там и ад. Может, на самом верху, а может, чуток пониже.
Тот, что полулежал на земле, долго молчал, а потом сказал задумчиво:
— А сегодня целый вечер звезды падали одна за одной. Может, скоро конец света?
— В эту пору они всегда падают.
— Но ведь когда-нибудь и звезды кончатся.
— Поди лучше погляди, что с печами.
