— Мими, завязывай-ка с этой своей тягомотиной, она мне действует на нервы, — попросила Агата.
— Дедушка всегда говорил: «Мими, главное, чему я могу тебя научить, это правило: упавши, не вставай, если не хочешь опять упасть». Он так и жил. И поэтому стал нищим. — Мими икнула и задержала дыхание, но икотка не останавливалась. Она отхлебнула еще вина и сказала, снова икнув, на этот раз громко: — Я благодарна папе за то, что он поручил меня его заботам.
— То есть за то, что он бросил тебя… — уточнила Дезире.
— Пусть так. Важно другое — дед занялся моим образованием. То были счастливые деньки! Если я о чем и сожалею, так только о своих одежках!
— Мими, не начинай, не надо! — взмолилась одна из девиц. — Мы уже тысячу раз это слышали.
Но Мими не могла остановиться.
— Да, у меня были платья как у знатной госпожи! Ах, как мне нравилось выглядеть настоящей дамой! Я готова неделю есть один черный хлеб, чтобы мне позволили надеть нечто подобное! Н-да, мы, бывало, умирали с голоду. И я все мечтала о будущем… А будущее… Вот оно! Кто мы тут? Сломанные куклы…
— Тебе так не по нраву наша жизнь, Мими? — спросила Агата совершенно серьезно.
— А это и не жизнь. Здесь все поддельное, все… Мы только сломанные куклы… — И Мими снова отхлебнула из бутылки.
В тот момент в двери появилась Камилла. После рабочего дня она не успела переодеться и выглядела очень усталой: черты лица заострились, на шее проступали вздувшиеся вены.
— Хорошенькое дельце! — начала она, уперев руки в бока. — Мало вам выволочки, что госпожа недавно ему устроила, теперь вы взялись учить его в покер играть! — Камилла в негодовании так тряхнула головой, что чепец съехал набекрень.
— Ты, наверное, хотела сказать, что это мы у него учимся. Он уже не раз разделывал нас подчистую… за карточным столом, — возразила одна из девиц.
— Как вам не стыдно! А ты, шалопай, сейчас же выметайся отсюда! — воскликнула Камилла.
— Не будь к нему так сурова! — заступилась другая.
— Мальчик, — молвила, крепко прижимая к груди бутылку Мими-Печальница, и похлопала его по плечу. — Камилла права. Мы для тебя плохая компания.
Камилла все еще продолжала возмущаться, а юноша молча встал и вышел из комнаты.
На следующий день, в час необыкновенно ранний для заведения такого рода, утреннюю тишину нарушили истошные вопли, заставившие вздрогнуть всех обитателей дома.
— Скорее! Пусть кто-нибудь позовет врача! Проклятые шлюхи, сучье отродье! Я покажу той потаскухе, которая окажется виноватой, где раки зимуют! Ей отольется в полную меру! Чтоб она околела от голода в самой грязной сточной канаве! Такое способна сотворить только гнусная подзаборная шалава! Вы меня со своими ангельскими мордашками не проведете! Да куда же, в конце концов, запропастился врач?! Аннетта! Камилла! Что вы там копаетесь? У меня кровь горит огнем! И тело покрылось волдырями! Скорее врача, срочно!
Стоявший в прихожей перед парадной дверью безымянный юноша озорно улыбнулся, переступил порог и во всю прыть помчался в направлении улицы Сент-Антуан.
3
Тайные причины
Минуло еще несколько месяцев, в разгаре было лето. Шел термидор, одиннадцатый месяц революционного календаря, хотя для тех, кто привержен традициям, он оставался по-прежнему просто августом.
Как-то вечером, который выдался особенно душным, Безымянный возвращался от Виктора. Впереди был перекресток, где однажды ночью ему привиделась любовавшаяся звездами девочка. С той поры, хотя часто, по поводу и без повода, он думал о маленькой незнакомке, место встречи с ней старательно обходил стороной. Однако в тот день почему-то решил не сворачивать.
Он повернул на Рамбюто невольно начал искать глазами девчушку. Возле дома сердце у него бешено забилось, а ноги едва слушались. Юноша подождал, не отрывая взгляда от заветного крыльца. Когда он уже почти смирился с тщетностью ожиданий, она вдруг явилась взору, словно вытканная из полумрака. В руках у нее был объемистый узел, и она остановилась передохнуть, опустив ношу на каменную ступеньку. Юноша подошел ближе и тоже остановился. Их глаза встретились.
Девочка смотрела на него открытым взглядом, в котором не было и тени боязни или недоверия. Тонкими пальчиками заправила выбившиеся пряди русых волос. Прошло несколько мгновений. Стараясь ступать бесшумно, чтобы не спугнуть волшебное видение, он приблизился еще на пару шагов и голосом тихим, но отнюдь не робким спросил:
— Может, пойдем погуляем как-нибудь?
Не проронив ни слова, девочка с обезоруживающей естественностью протянула ему руку. В ответном порыве, без размышлений и колебаний, юноша взял ее в свою, и они не торопясь пошли вдоль улицы — будто всю жизнь только и делали, что гуляли, взявшись за руки.
Они не заметили, далеко ли ушли, должно быть, метров на двадцать-тридцать, не больше, когда позади раздался крик, привлекший внимание редких прохожих:
— Ну что за непослушная девочка! Немедленно вернись! Кому говорю!
Держась за руки, они продолжали идти вперед. До угла, где улица то ли начиналась, то ли заканчивалась, оставалось совсем немного — во всяком случае уже меньше, чем пройдено. Слышали ли они тот крик? Едва ли. Все внимание юноши было сосредоточено на маленькой ручке, которую он осторожно сжимал в своей руке, да и девочка витала в облаках, когда кто-то с силой вдруг дернул ее сзади за платье. Оба спокойно восприняли появление красивой, но несколько поблекшей женщины, которая безжалостно прекратила их чудесную прогулку.
Не удовлетворившись достигнутым результатом, женщина резким рывком заставила разъединиться юные руки, схватила девочку за плечи и принялась с остервенением трясти. Потом с размаху влепила пощечину, а на юношу бросила злобный взгляд.
— Сколько тебе говорить, мать надо слушаться!
И потянула девочку обратно к дому. На секунду они остановились — мать накинула на девочку свою шаль. Всякий раз, когда девочка оборачивалась, чтобы посмотреть на юношу, женщина легонько дергала ее за руку. Когда мать и дочь скрылись во мраке подъезда, он все еще продолжал стоять, вдыхая воздух, словно насыщенный ароматом ванили.
На следующий день, сразу после полудня, в дверь Виктора громко постучали.
— Что с тобой, Эмиль? — переполошился Виктор, увидев своего друга, который прижимал к лысине окровавленный платок.
— Я прямо из университета… — Эмиль поспешно, будто за ним гнались, вошел. — Был на лекции одного светилы… Я старался… но это невозможно. Их мозги закрыты столь же плотно, как и кошельки.
— Ах, Эмиль, Эмиль! Но о наших исследованиях ты, надеюсь, ничего не сказал?.. Осторожно, здесь крутая лестница!
— Еще чего! — возмутился Эмиль, однако по тому, как он это сказал, было ясно: он кое-что сболтнул. — Я им почти ничего не говорил! Эти люди… они не понимают самых простых вещей!
— Что именно ты сказал? — пытался выяснить Виктор, усаживая друга. — Эй, юноша! Нужны чистая вода и салфетки!
Безымянный, сидевший за столом в глубине подвала, отодвинул ступку подальше от края и вскочил.
— Я им объяснял, что подобное лечится подобным! — принялся излагать прописные истины Эмиль. — И что если вещества брать в микроскопических дозах и применять соответствующим образом, они способны оказывать на пациентов лечебное действие. Еще Парацельс сказал: «Все — яд, и все — лекарство, в
