всего хочу ей написать, но эти восемь лет меня душат.
— Это проблема не столько слов, сколько тона, — начал Марко, не имея ни малейшего представления, о чем говорит, но понимая, что в знании тонкостей человеческого общения обогнал Реймонда на световые годы. — Верно, надо подождать. Интуиция подсказывает мне, что надо. Но не шесть месяцев. Пожалуй, следует отправить первое письмо в самое ближайшее время. Выразить соболезнование. Это естественным образом сломает лед, дальше можно будет переходить к длинному письму. Но чересчур затягивать нельзя. Надо прояснить для себя этот вопрос раз и навсегда.
— Какой вопрос?
— Ей… Впрочем, Джози, вероятно, в курсе, что ты ее любишь… В таком случае остается понять, любит ли она тебя.
— Должна любить. Потому что, если нет, что же тогда мне делать?
— До сих пор ты справлялся.
— Нет. Нет, это не пойдет. Может, мне и не так уж много чего светит, но это все же больше, чем я имею сейчас.
— Послушай, парень. Как дело повернется, значит, так тому и быть. Не дергайся, постарайся не нервничать раньше времени и действуй поэтапно.
— Верно. Я и сам так думаю.
— Тут, знаешь ли, требуется время.
— Понимаю. Сенатор Джордан сказал то же самое.
Генерал Фрэнсис Боллингер — «Свирепый Фрэнк», давнишний поклонник Джона Айзелина, Большого Джона — принял, и с большим удовольствием, предложение матери Реймонда возглавить патриотический комитет движения под названием «Десять миллионов американцев в борьбе за завтрашний день». Предложение было сделано во время скромного ужина, столь скромного, что на нем присутствовали лишь Джонни, генерал да миссис Айзелин. Дело происходило в январе шестидесятого, в резиденции Айзелина в Вашингтоне. Боллингер пообещал, от всего своего великодушного сердца, что в день открытия партийного съезда по выдвижению кандидатов (место проведения — Медисон-Сквер-Гарден, время — июль) он представит миллион подписей миллиона патриотов под петицией, выдвигающей Джона Йеркеса Айзелина в качестве кандидата от партии на президентский пост.
Генерал Боллингер удалился от активной деятельности, дабы взять в свои руки бразды правления крупнейшей в мире компании по производству корма для собак. Одна из его немногих, скажем так, шуток (перечислять остальные не имеет смысла), любимая, а потому нередко повторяемая, звучала так:
— Интересно, как русские собираются с нами тягаться, если у нас танки-тягачи, а у них — одни сплошные «москвичи». Дошло? (Смех.) Сам он много лет ходил в патриотах.
Прошла зима, наступила весна, а Марко и его подразделение так ничего и не обнаружили. Активных действий со стороны противника также не предпринималось. В марте ФБР стало известно, что имя Реймонда фигурирует во французском списке возможных подозреваемых в связи с убийством в июне прошлого года депутата-антикоммуниста Франсуа Орсела. Несколько позже выяснилось, что имя Реймонда упоминается также в аналогичном, но подготовленном уже Скотланд-Ярдом списке, составленном в связи с убийством лорда Крофтнэла. Французский список подозреваемых включал в себя восемь человек — американцев и не только, находившихся неподалеку в момент совершения преступления. Список Скотланд-Ярда состоял из трех фамилий. Оба учреждения обращались к ФБР с просьбой провести обычную проверку и дать свои комментарии. Имя Реймонда было единственным, фигурировавшим в обоих списках.
В конце мая сенатор Айзелин с женой поселились в доме на Лонг-Айленд — в преддверье бурной общественной жизни и также, как объясняла миссис Айзелин, дабы она могла внести свою лепту в подготовку к возвращению домой овдовевшей дочери сенатора Джордана, Джози, прикоснуться к ее горю, так сказать, женской рукой, ведь она и отец бедняжки — давнишние друзья. Все это Элеонор поведала редактору отдела общественной жизни «Дейли пресс», предварительно передав тому через Реймонда просьбу связаться с ней. Так что Реймонд узнал новость о возвращении Джози, как и все остальные читатели, из газеты. В результате, набирая номер матери, он трясся от ярости и негодования.
Она молча ждала, пока сын выскажется. Это длилось почти четыре минуты без перерыва — тяжело дыша, сбиваясь, плюясь рваными фразами, он исторгал пулеметные очереди проклятий, пока не выдохся. Уверившись, что в его речи возникла пауза, мать пригласила Реймонда на костюмированный бал, назначенный непосредственно на день возвращения Джози из Буэнос-Айреса. Ему обязательно надо принять приглашение, добавила она, ведь Джози уже согласилась прийти, а один Бог знает, сколько воды утекло с тех пор, как они в последний раз встречались. Сцепив зубы, Элеонор молча переждала повторный поток непристойностей и оскорблений, которыми разразился в ответ Реймонд, а потом обрушила трубку на рычаг с такой силой, что сбила телефон со стола. Но это не утолило ее черную ярость, а лишь распалило ее. Она подобрала трубку, отодрала ее от панели и запустила в стеклянный журнальный столик в четырех футах от себя. Потом подняла с пола расколотый столик и зашвырнула его в короткий коридор, в конце которого располагалась ванная, дверь в которую оказалась открыта. Сквозь стекло душевой кабинки просвечивала розовая плитка. Столик разбил стекло, врезался в выложенную плиткой стену и с грохотом осыпался прямо в ванну.
После кошмарной, бессонной ночи Реймонд, вопреки своему намерению явиться в офис в семь и сделать все дела, заснул на рассвете и проспал до одиннадцати. В ответ на утреннее приветствие Чанджина он чуть не сшиб слугу с ног: зная, что хозяин никогда не встает позже восьми, Чанджин не удосужился разбудить Реймонда.
Очутившись в офисе, Реймонд запер за собой дверь. Прибегнув к самой наимерзейшей из всего своего обширного репертуара мерзких интонаций, он отдал распоряжение девушке на коммутаторе, чтобы с ним не соединяли, кто бы ни звонил.
— Включая мистера Давни, сэр?
— Да.
— И мистера О'Нила, сэр?
— Включая всех! До единого! Можете вы вколотить это в ваши глупые головы?
— В головы? Но у меня всего одна голова, сэр.
— Не сомневаюсь, — скривился Реймонд. — Так можете вы вколотить это себе в голову? Никаких звонков. Понятно?
— Будьте спокойны, сэр. Можете держать пари на что угодно — вам сегодня не дозвонится никто.
— Пари? О! Секундочку. Я решил пересмотреть мои указания. Я
— С чем именно, сэр?
— С чем именно что?
— С каким городом соединять?
— Не понял.
— С Буэнос-Айресом или с Бьюноуз Эирсом?
— Это одно и то же!
— Замечательно, сэр. Значит, вы ответите на звонки из любого из этих мест или из обоих. Больше не хотите пересмотреть указания?
Реймонд повесил трубку, не дослушав.
— О-о-о, ну и тип, ну и тип! — воскликнула «телефонная барышня», обращаясь к двум другим, по правую и левую руку от себя. — Когда-нибудь я до него доберусь. Я буду ждать и жестоко отомщу, пусть мне даже предложат в другом месте вчетверо большую зарплату, а работать надо будет вдвое меньше. Я останусь здесь, я готова состариться на этом коммутаторе, но зато однажды — о, этот день придет! — и тогда, тогда, о, тогда!!! — говоря все это, она скрежетала зубами.
— Кто это тебя так довел? Шоу? — хмыкнула девушка слева.
