Содрогнувшись, он попытался положить трубку на аппарат, стоявший в полуметре от его руки. Трубка упала на кровать, но у Реймонда возникло ощущение, будто он непременно должен поставить в этом тягостном разговоре точку. Он поднял трубку и осторожно положил ее на рычаг.
— Это моя мать, — объяснил он Маделл. — Жаль, что больше мне нечего сказать о ней такой милой девушке, как ты.
Он подошел к запертой двери и в отчаянии прислонился к дверному косяку.
— Я спущусь в фойе через час.
Ответа не последовало. Реймонд повернулся к постели, развязывая пояс нового синего халата. Перед ним на голубых простынях лежала Маделл. Волосы у нее были цвета слоновой кости, с розовыми кончиками; попадались и розовые пряди. Дым воспоминаний заклубился в его сознании, затуманивая реальность. До Реймонда внезапно дошло, что он никогда не видел обнаженной ту другую девушку, Джози. Мысль о Джози, лежащей перед ним подобно прелестной, призывно постанывающей Маделл, возбудила Реймонда до такой степени, что его детородный орган встал, словно туда впрыснули твердый абразивный порошок. Реймонд набросился на девушку, как будто задавшись целью выжать из нее все соки. Она ничего не имела против; более того, отдалась ему с лучезарной готовностью и торжеством.
Если даже Маделл суждено дожить до глубокой старости, она и тогда не забудет то утро своей далекой юности, когда на нее обрушилась бушующая стихия. В минуты страха и одиночества она будет вызывать в памяти эти яркие переживания, но так никогда и не узнает, что была не только первой женщиной в жизни Реймонда, но и первой, кого он поцеловал по-настоящему. Откуда Маделл было это знать? Откуда ей было знать, что от сексуальных комплексов парня избавили чуть меньше года назад, в Маньчжурии?
II
Четвертого июля 1951 года китайский строительный батальон прибыл в город Тунг-Хва, находящийся на корейской территории в сорока трех милях от границы, и занялся подготовкой операции, которая была запланирована еще в 1936 году и достигла своего логического завершения в 1960, в Соединенных Штатах Америки. Майор, командовавшим этим батальоном, некий Шу Ма Сунг, ныне работает адвокатом по гражданским делам в городе Куньмин.
Маньчжурия расположена в субарктической зоне, но лето здесь жаркое и влажное. Тунг-Хва — индустриальный город с развитой пищевой промышленностью, лесопильными заводами и гидроэлектростанцией. Население составляет около девяноста тысяч человек, почти столько же, сколько в городе Терре-Хот, штат Индиана; но, в отличие от последнего, здравоохранение как таковое здесь отсутствует.
Китайский батальон начал строительство около военного аэродрома, расположенного примерно в трех милях от города. Сооружение возводилось из готовых блоков, выкрашенных в разные цвета и разбросанных по земле. Сборщики напоминали игрушечных человечков, расхаживающих среди кусков гигантской мозаики. Чтобы скрыть следы сборки, по окончании строительства здание обрызгали свинцовой краской алого цвета, которой обычно красят амбары. Шестого июля в семнадцать часов девятнадцать минут батальон завершил строительство двухэтажного здания, получившего название «Исследовательского павильона». Оно состояло из двадцати двух комнат и небольшого зала. Стены были сделаны из особого стекла, пропускающего свет лишь в одном направлении. На первом этаже имелось несколько уютно обставленных гостевых комнат с обычными стенами, предназначенных для начальства из Москвы и Пекина.
Во всех помещениях пол был выложен цветными плитками в виде различных узоров; в дальнейшем это должно было послужить указанием, какую мебель и оборудование здесь следует устанавливать. На окна повесили занавески и портьеры. Тысячи деталей наводили на мысль, что этот дом предназначен служить временным пристанищем представителям союзных Народных Правительств. Его собирали, разбирали, перевозили в другое место и там собирали заново для следующей серии переговоров и дискуссий. Вся мебель была сделана из светлых пород дерева, в слегка видоизмененном, но вполне современном скандинавском стиле. Помещения выкрасили в зеленый и абрикосовый цвета, столь любимые молодыми женами в первые три года брака. Из общей картины выбивались лишь ярко-желтые ротанговые циновки на втором этаже.
Там же находились еще десять небольших помещений и угловой многокомнатный номер. Стеклянная стена, протянувшаяся вдоль всего здания, выходила на узкий мостик, днем и ночью патрулируемый советскими военными. В каждой маленькой комнате имелись койка, стул, шкаф и зеркало, если кто желал убедиться, что его душа еще не покинула тело. Обставленный аналогичным образом большой номер располагал также ванной комнатой, большой гостиной и дополнительной спальней. Здесь все стены были непрозрачные. В помещениях второго этажа витал запах сосны, бодрящий и нежный.
Вся прелесть приятного времяпровождения в нескольких сотнях миль к югу от Тунг-Хва заключалась в том, что на каждое движение Мэвоула и каждый издаваемый им стон девушка отвечала своим движением и своим стоном. Удовольствие стоило заплаченных за него денег. Спустившись вниз, Мэвоул сказал парням, что притон классный; в особенности здорово, что никто не насмехался и не свистел ему в спину, когда он вел девицу вверх по лестнице. Юная кореянка — та, что стонала и двигалась в полном согласии с Мэвоулом, занималась своим ремеслом по тому же принципу, что и первый кооперативный магазин в Рочдейле в 1844 году: она не предоставляла услуги в кредит, но зато выделяла часть прибыли на бесплатное пиво для клиентов. Девушку звали Гертруда.
Потом наверх отправился Фриман — получить свою долю удовольствий, а Мэвоул и Бобби Лембек ждали его внизу, потягивая пиво и пытаясь втолковать двум миниатюрным девушкам, которые составляли им компанию, что тем совсем необязательно все время улыбаться. Однако по-корейски они знали всего несколько слов, а девушки вообще не говорили по-английски. Поэтому Бобби Лембек приложил пальцы к углам рта, растянул его в глупой улыбке, а потом отпустил пальцы. Девушки поняли, но гримаса вышла такой комичной, что Мэвоул и Бобби заржали, точно сумасшедшие. Глядя на них, девушки тоже расхохотались, а, отсмеявшись, по-прежнему продолжали улыбаться.
Учитывая, что в военное время пивовары зачастую вынуждены работать в ущерб качеству, корейское пиво оказалось таким же паршивым, как где-нибудь в Миссисипи или Небраске, только здешнее было весьма забористое. Этого у него не отнимешь, как заметил Мэвоул.
— Эдди, почему мы должны все время торчать в этом борделе? — спросил Бобби.
— Да уж, нелегкое это дело.
— Я не говорю, что это тяжело, просто поднадоело. В этой части мира множество птиц, о которых я раньше понятия не имел. А ты ведь знаешь, что птицы — мое хобби.
— Мы отсиживаемся здесь потому, что это единственное место на всем Корейском полуострове, где нам не угрожает опасность встретиться с сержантом Реймондом Шоу.
— Как думаешь, он голубой или просто слишком религиозный?
— Что?
— А может, и то, и другое?
— Сержант Шоу? Наш Реймонд?
— Ага.
— Ты в своем уме? Просто для Реймонда секс — это слишком вульгарно.
— Он в чем-то прав, — ответил Бобби Лембек. — Точно. Секс — это вульгарно. Я, конечно, в этом деле новичок, но именно это мне в сексе и нравится.
Мэвоул смотрел на него, добродушно кивая.
— Смешно, — медленно заговорил он, — но иногда мне кажется, что ты проделал весь этот путь от Нью-Джерси до Кореи только ради того, чтобы познать первые радости секса. И это заставляет меня чувствовать себя так, будто я что-то вроде памятника… ну, памятника этой части твоей жизни. Понимаешь? И Мари-Луиза тоже, конечно. — Он кивнул в сторону маленькой азиаточки, которая сидела рядом с Бобби Лембеком, вцепившись в его запястье, точно ястреб.
