— Простите, уважаемый Бэрч. Это была всего лишь дискуссия, — холодно сказал Эдвуд. — Не смеем больше утомлять вас. Спокойной ночи, мистер Бэрч!..
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
посвященная неожиданным событиям, которые разыгрались той же ночью
Стычка Эдвуда с Гримшоу расстроила Генри. Земельный комиссар из одного самолюбия постарается насолить доктору, так пренебрежительно отнесшемуся к его излияниям. Какого дьявола ввязался Эдвуд в этот щекотливый спор? Это все ром. В трезвом виде доктор не стал бы откровенничать с губернаторским чиновником. Правда, когда они вышли из гостиной в коридор, Вильям Эдвуд сказал ему: «Не робейте, дружок! Этого хлыща я нарочно взвинтил. Важно, чтобы вы думать привыкли…» Но поверить, что скандальный спор был начат специально ради него, Генри не мог. Эдвуд мог преспокойно высказаться перед ним и в отсутствие Гримшоу. Нет, одни только пьяные способны дразнить гусей, трезвому такое и в голову не может прийти. Ром виноват, ром…
Сон не шел, и Генри, беспокойно ворочаясь с боку на бок, использовал все известные ему способы, помогающие скорее уснуть. Но, начиная считать про себя, он всякий раз сбивался на первой же сотне, а вместо приятных, убаюкивающих картин, которые он заставлял себя воображать, в голову упорно лезли тревожные мысли о том, что может произойти, если отец не приедет ни завтра, ни послезавтра.
Размышляя о всякой всячине и браня себя за глупую манеру спать днем и глазеть в потолок ночью, Генри капитулировал: зажег свечу и, свесив ноги с кровати, принялся без особого интереса читать засаленную книжечку без начала и конца — единственное светское чтиво, которое нашлось в доме досточтимого Сэмюэля Бэрча. Книжка сначала показалась ему скучной, но постепенно Генри увлекся остроумным жизнеописанием пройдохи испанца и о сне уже не помышлял.
Дверь заскрипела, когда Генри принялся еще раз смаковать сценку встречи монаха с переодетым ловеласом. Все еще находясь во власти прочитанного, юноша зажал пальцем строчку и, продолжая улыбаться, рассеянно поднял голову.
Шелестнув страницами, книга мягко шлепнулась на пол. Генри вскочил.
В дверях стоял Гримшоу.
— Что случилось, сэр? — выдавил Генри.
Он видел, что земельный комиссар пьян — и теперь уже без намека на притворство. Лицо его было похоже на белую маску, оно ничего не выражало, глаза казались стеклянными. Опершись обеими руками о дверной косяк, Гримшоу смотрел на юношу.
— Проходите, сэр. — Генри наконец пришел в себя. — Вам лучше сесть.
Он взял стул за спинку, подвинул его к ногам комиссара, и тот медленно опустился на краешек плетеного сиденья.
— Слушаю вас, мистер Гримшоу, — сказал Генри, чувствуя, что в нем просыпается злость. Не хватало еще до утра провозиться с пьяницей… Долго он еще будет молчать?.. Может, взять под мышки да отвести спать? Он, кажется, ничего сейчас не соображает.
— Я узнал вас, Гривс, — на удивление трезвым голосом проговорил комиссар. Сердце Генри екнуло.
— Что вы имеете в виду, сэр? — пробормотал он.
Гримшоу растянул губы, пытаясь изобразить язвительную улыбку. Но лицо не слушалось.
— Вы были на стене с мятежниками, Гривс… — Он выговорил медленно, старательно произнося каждое слово: — Вы изменник!
— Вы ошибаетесь… — начал было Генри и замолчал, так как Гримшоу не слышал его. Заметно было, что земельный комиссар прилагает неимоверные усилия, чтобы держаться на стуле прямо.
— Вас ждет каторга, Гривс. Стоит мне сказать слово… И я… — Тут Гримшоу шатнуло, но он успел судорожно уцепиться за спинку стула. — А я не скажу… Вы симпатичный малый. Надоело насилие… Пусть те, кому это нравится… Не могу, к дьяволу!..
Он закрыл глаза и некоторое время сидел так, тяжело дыша и беззвучно шевеля губами. Генри напряженно ждал, что последует дальше. Он был уверен, что земельный комиссар пришел не за тем, чтобы пооткровенничать с ним.
Красноватые веки Гримшоу задрожали. Мотнув головой, он открыл глаза и с усилием поднялся со стула.
— Можете… спать спокойно… Никто не узнает… — Хриплый голос Гримшоу звучал все тверже. — Оставайтесь здесь — вместе со своим туземцем… Раненым… Он тоже с вами заодно… Меня не обманешь… А красотку… Я увезу… Мне нужна горничная… Завтра увезу… Вы поняли меня, Гривс?.. Мы договорились, да?..
Генри с отвращением посмотрел на протянутую к нему ладонь, узкую, с ухоженными, аристократически длинными ногтями.
— Убирайтесь, — тихо проговорил юноша, отступая на полшага, чтобы его ненароком не коснулась рука Гримшоу. — Идите спать, или я выброшу вас за дверь.
— Вот как!.. — Гримшоу осклабился, его бледное лицо задрожало. — Не будьте идиотом, Гривс… Это… ультиматум… Я дарю вам жизнь, а вы мне… эту… девчонку…
Договорить ему не удалось: задыхаясь от ярости, Генри шагнул к Гримшоу, схватил его за лацканы сюртука и с силой толкнул. Зацепившись за порог, земельный комиссар упал спиной на дверь и вывалился в коридор. Видимо, Гримшоу ударился затылком об пол, потому что несколько секунд он лежал неподвижно, будто к чему-то прислушиваясъ. Потом он с гримасой боли приподнялся на локтях, сел и, сжав ладонями голову, тупо уставился на Генри, застывшего в проеме двери.
— Помогите… встать, — слабым голосом проговорил Гримшоу…
Поколебавшись, Генри шагнул с порога, наклонился и не без труда поставил на ноги отяжелевшее тело земельного комиссара.
— Благодарю вас… — прошептал Гримшоу.
Медленно повернувшись, он оперся рукой о стену и неуверенно побрел по коридору. Через некоторое время в темноте послышался скрип открываемой двери.
Убедившись, что Гримшоу отправился к себе, а не в другую половину дома, где спали солдаты, Генри быстро шагнул через порог, дунул на свечу и, бесшумно прикрыв дверь, на цыпочках направился в ту же сторону, что и земельный комиссар. Возле комнаты Гримшоу он остановился и затаил дыхание. За плохо прикрытой дверью было темно и тихо. Потом послышалось невнятное бормотание — и снова тишина. «Угомонился, — с облегчением подумал Генри. — И все же их надо будить…»
Он сделал по коридору еще несколько осторожных шагов и остановился. Чиркнул о стену спичкой.
— Эта, — вполголоса проговорил он, внимательно осмотрев дверь. — Ну, разумеется, эта…
Он еле слышно постучал.
В комнате было все так же тихо. Генри постучал громче, и тотчас скрипнули доски кровати. Раздался сонный голос доктора:
— Кто там?
— Мистер Эдвуд, откройте!
Под дверью родилась светлая полоска: доктор зажег свечу. Послышались тяжелые шаги, звякнул ключ. Эдвуд стоял на пороге, придерживая полу длинного халата. Вид у него был заспанный и недовольный.
— Входите, Генри… Что-то случилось?
Он подавил зевок и кивнул юноше на стул. Из-за его плеча Генри увидел встревоженное лицо Парирау.
— Надо разбудить и Тауранги, — угрюмо сказал Генри, садясь за стол. — Все осложнилось…
— Вряд ли он спит, — отозвался доктор и, на этот раз не сдержавшись, зевнул во весь рот.
Взяв со стола свечу, он поднял ее над всклокоченной головой. Темный угол, в глубине которого
