пожалуйста, ключи от бани…»

Второй айсберг визуально обнаружили в тринадцать часов в десяти милях с правого борта.

Долго шли в кольце сиреневой мути — тумана, в зените над судном голубел Шестой океан, под бортом промелькивали буро-рыжие водоросли. Ветер давил прямо в корму, спрессовывал туманную муть впереди на курсе, муть плотнела, потом превратилась в темную полосу, и над этой полосой и сквозь нее привиденчески засветилась вершина айсберга.

Вскоре просматривалось и подножие.

Я измерил его высоту секстаном — три минуты. Приятно было взять в руки секстан и сунуть нос в мореходные таблицы — давно уже я не ощущал в руке тяжесть прибора для астроориентации.

И конечно, неотступно стоял перед глазами первый айсберг, встреченный в жизни, меченный инвентарной биркой возле Ньюфаундленда.

Здешний чистенький, без всяких номеров. Его высота получилась сорок пять метров — мальчишка, пацан, сбежавший от семейства на вольную волюшку.

Объявили о встрече с айсбергом по судну.

И начали вести от него счисление — толком объяснить, что это за механика, сложно, но суть в том, что считаешь плывущие ледяные горы неподвижной сушей и следуешь от одной к другой, не выпуская ориентир с экрана радара. Такая здесь сложилась практика судовождения: ничего другого-то нет — ни четкого горизонта и светил, ни радиопеленгов, ни точных берегов даже самого материка.

Спустился в каюту, поставил к иллюминатору банку с припортовыми уругвайскими цветочками и все-таки начал акварелью натюрморт. А когда заканчивал, за стеклом иллюминатора проплывали уже два следующих айсберга.

25.02

В восьмидесяти милях с правого борта траверз острова Южная Георгия. За ним на той же параллели Его Величество мыс Горн.

Я никогда уже не обогну его. Носить в ухе серьгу разрешалось только тем морякам, которые обогнули. Не носить мне серьги в ухе.

Остров Южная Георгия открыл Кук. Соседний островок он не заметил. Зато наши заметили. И Беллинсгаузен назвал его именем одного из участников плавания — Анненкова, ветерана Наваринского сражения, дважды обошедшего вокруг света.

На Южной Георгии похоронен Шеклтон.

Хороший был человек. Красиво прожил жизнь и красиво ее закончил.

Он прошел на шлюпке от кромки материкового льда Антарктиды до острова Южная Георгия зимой, чтобы вызвать помощь товарищам с погибшего корабля. Никто их без денег спасать не пожелал. И Шеклтон разорился на спасательной экспедиции, но всех уберег.

На Южной Георгии в порту Грютвикен (построен англичанами в период зверобойно-китового бума в 1906 году за одиннадцать месяцев) жил его друг Салвенсен.

Четвертого января 1922 года Шеклтон зашел в Грютвикен по пути в последнюю антарктическую экспедицию. До полночи они пили и вспоминали прошлое. Салвенсен проводил Шеклтона на судно. Это была шхуна «Куэст» («Поиск»). Поднимаясь на борт, Шеклтон сказал другу: «Нам впереди предстоят, старина, трезвые дни. И ты уж меня извини, завтра я снова хочу покутить, прямо с утра. Не возражаешь?»

В 03.30 Шеклтон скоропостижно скончался. Но перед тем как лечь спать, сделал в дневнике запись. Последняя строчка ее: «С наступлением сумерек я увидел одинокую, поднимающуюся над заливом звезду, сверкающую драгоценным камнем…»

Салвенсен выбил на могиле друга звезду.

Подшкипер вручил мохнатую шапку. Теперь есть что ломать перед величием здешней природы.

Солнце и ослепительная ясность. И вдруг я впервые за рейс достал машинку и печатаю вот это. Раньше только чиркал в блокноте. «Эрика» явно радуется, что хозяин опять начал шлепать ее по щекам и заду: все подневольные женщины одинаковы!

Танкер «БАМ» попал в какой-то переплет и задерживается. Вероятно, мы в Молодежной будем швартоваться к барьеру, чтобы брать топливо с береговой емкости.

В горах Принс-Чарльз есть хребты Атоса, Портоса и Арамиса.

Бедный Арамис! Всегда он «и», то есть примкнувший.

26.02

Курс чистый зюйд.

В два ночи по судовому времени на пятнадцатой параллели вошли в антарктические воды.

Южный океан. Последний океан, который тосковал по мне с момента своего рождения, теперь может успокоиться. (Мало кто знает, что называть небо Пятым океаном нельзя. Небо — Шестой. Десяток лет назад люди осознали, что воды, окружающие Антарктиду, следует уважать не меньше, нежели воды, окружающие Северный полюс. И в противовес Северному Ледовитому океану назвали их Южным Ледовитым.)

С девятнадцати часов начали густо встречаться купающиеся пингвины. Нырнув, они растягиваются и делаются чем-то похожими на улиток. Вокруг барражируют темные и молчаливые поморники.

Юра уже простудил горло — ангина. И я, и капитан-наставник до смерти боимся последовать его примеру.

Прогноз — шесть-семь баллов — сбывается. Давление падает. В снопах света от двух мощных прожекторов крутится, вертится, несется, стремится, струится смесь из тумана, мороси, бусовы, брызг и всей другой возможной мути.

Видимость не больше пятидесяти метров.

На шестнадцатимильной шкале радара разом до двадцати пяти отметок от айсбергов. Идем малым — восемь узлов.

И абсолютно непонятно, как могли люди плыть здесь на парусных корабликах и без всякого радара? Эта тривиальная мысль-вопрос не покидает подсознания ни на минуту. Слава первопроходцам, слава! Попробуй с завязанными глазами пройти из угла в угол по своей родной комнате! А они прошли здесь в черной непроницаемой мути, в полную неизвестность, без всяких даже намеков на карту и под намокшими, обледенелыми парусами. Как они умудрялись лавировать, когда айсберг открывался по носу в сотне метров, как? Фантастика!

На экране радара за айсбергами светятся кометные хвосты. Средняя скорость их движения около ста пятидесяти метров в час. Отражение на экране дает и кильватерный след, и обломки льда, увлекаемые горой. Эти обломки очень опасны и для нас, а что говорить о предках?

Второй помощник не отрывается от радара. Парень под два метра ростом. Современный судоводитель во всех смыслах. Заканчивал английскую школу, прекрасно знает язык. Любит море и отчаянно жалуется на тупость и ограниченность морской судоводительской профессии. Честолюбив по-хорошему — то есть жаждет скорее принять на себя возможно большую ответственность: например, остаться на ремонте за старпома. За час до конца вахты начинает мечтать о том, как спустится в каюту, залезет в койку и накроется «Моби Диком», которого перечитывает во второй раз: «Совсем по-другому читаешь, когда сравниваешь уже со своим собственным опытом». Я заметил, что надо еще плюс к морскому опыту немного знать Библию, чтобы уловить нюансы Мелвилла. Оказывается, Игорь Аркадьевич имеет Библию и в нее заглядывал. Жалуется на кошмары, если поест после вахты, перед сном. И ничего не ест, только мандарин. Кошмары профессиональные, судоводительские — судно идет по суше! Говорю, что у меня такие же; рассказываю, что провел пароход через пустырь возле Корабельного кладбища в Ленинграде и даже разок по Невскому проспекту. У него главный кошмар — Стокгольмские шхеры, где его пароход вылезает на сушу, раздвигая форштевнем гранитные утесы.

Капитан-наставник замечает, что второму помощнику надо меньше курить и меньше пить крепкого чая на вахте.

Это камешек и в мой огород.

Еще наставник рекомендует для хорошего сна чашку теплого молока. Затем наставник жалуется на то, что не может носить фуфайку и вообще нижнее белье, тесно прилегающее к телу, — зудит кожа, а если зудит кожа, то это уже не жизнь, а типичная мультипликация.

Принимаем к сведению.

Видимость чуть улучшается.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×