– Бесконечно.
– Тогда не спрашивай. Ради всего святого, не спрашивай. Помни только, что я лежал в постели и крепко спал.
– Это тебе бы помогло?
– Это могло бы меня спасти.
– Тогда ты уже был у меня, когда я уходила на работу. – Она положила свою ладонь на его руку, как бы скрепив клятву на своем теле. – Эта ужасная материя, – шепнула Марион. – У меня от нее кожа чешется…
Их любовь была короткой. Когда Марион, желая сделать приятное Бобу, вновь изобразила из себя мертвую, он вскрикнул, выпрыгнул из кровати и отскочил к стене.
– Нет! – вскрикнул он. – Нет! Нет! Двигайся! Нельзя быть мертвой, лежать и гнить… Ты должна жить, именно ты, только ты, всегда только ты… Я люблю тебя, ты единственная, кого я люблю, с тобой я человек, а не чудовище… Марион, заклинаю тебя, двигайся!
Тогда она вскочила, снова затащила его в постель, обвила ногами его бедра и начала беситься и царапаться, она стонала и хохотала, целовалась и кусалась – словом, вела себя как сумасшедшая. И он смеялся вместе с ней, зарываясь в ее горячее, извивающееся, скачущее и стонущее тело, целовал ее в капельки пота и купался в потоке черных волос.
Короткое опьянение. После выкуренной сигареты они вытянули свои пышущие жаром тела и смотрели в потолок с причудливыми, фантастическими тенями.
– Ты сейчас снова уедешь?
– Нет, я останусь.
– До завтра?
– До послезавтра, может быть на неделю, я не знаю…
– Это было бы слишком прекрасно, дорогой. – Она повернулась к нему, забралась наполовину на него и поцеловала его в глаза. – Что мы за люди с тобой?
– Я не знаю.
– Мы нормальные?
– Наверняка нет.
– Когда все это кончится?
– Что?
– Это между нами.
– Никогда.
– Никогда не бывает. Все когда-то кончается. Ты великий Боб Баррайс, а я жалкая барменша. В глазах твоего мира я просто грязная проститутка. Скажи, разве я проститутка?
– Нет.
– Но я сплю с тобой! Когда ты бываешь извращенным, и я становлюсь извращенной. Разве это не распутство?
– Ах, Марион, кто это может понять? Почему мы обсуждаем это? Я люблю тебя. – Он запустил обе руки в ее волосы. – Который час?
– Почти четыре часа утра.
Он высвободился из-под ее обнаженного тела и выскользнул из кровати.
– Я должен позвонить.
– Сейчас?
– Да, сейчас.
– Кому же?
– Скоро услышишь. – Он поднял трубку, набрал номер – это был номер виллы Баррайсов во Вреденхаузене – и подождал. Быстрее, чем он мог предположить, трубку снял садовник. Боб Баррайс чувствовал, как его сердце бьется о ребра.
Они ее уже опознали, разумеется, опознали. Ведь у нее с собой была сумочка, она должна была остаться на мосту. Рената Петерс, служащая Баррайсов. На протяжении почти двадцати лет, уже почти живой инвентарь виллы. И вдруг эта милая фрейлейн сиганула ночью без всякой причины с моста на автобан и сразу погибла. Загадка! Пойди разберись в человеческой душе. Что это было? Депрессия? Неисполнившиеся надежды? Паника перед старением? Прорыв из одиночества в другой мир? Начало климакса, когда женщины зачастую склонны к неконтролируемым поступкам?
– Это Баррайс! – произнес Боб.
– А, молодой господин… – Голос садовника звучал взволнованно.
– Я только хотел предупредить, где я, на случай, если меня потеряют дома. Если я кому-то понадоблюсь…
– Молодой господин, побудьте, пожалуйста, у телефона. Рядом со мной стоит господин доктор Дорлах, он хочет с вами поговорить.
«Ага, доктор Дорлах! Большое наступление началось. Дядя Теодор наверняка уже высказал самые дикие предположения. Он будет разочарован, узнав, что я звоню из теплой, благоухающей, пропитанной
