Утром на рассвете всё было готово. Сотни подвод нахлынули на улицы села Бирякова. Тронулись нескончаемой вереницей на санях, дровнях и розвальнях. Киргизы, и те молчком-молчком тоже наняли подводы, поехали за куркулями. Не отставать же: как бы не заняли лучшую землю, как бы не обидели их! Охрименко ехал верхом на своей «обновке» – гнедом меринке, сразу за санями Судакова и восхищался: «Конь, что надоть. За такого бы у нас в станице и в пять раз дороже заплатили».
– Гражданин начальник, Иван Корнеевич, а как будем на мисти, вы там этих киргизов от нас подальше. Кабы недоразумениев не было, хоть и други по несчастью, а не они нас, не мы их любовью не жалуем. Интернационал одно, а нации разные.
– Я думаю, всем вам там тесно не будет, – ответил Судаков, шевеля в санях прозябшими ногами. – Из-за земли не подеретесь. Из-за лесу тоже. А больше вам и делить нечего.
Где-то за Фоминской почтовой станцией, севернее Тотьмы, спецпереселенцы ещё раз пересели на другие, заранее приготовленные подводы. Ехали всю ночь за верховым Сашкой Быковым и к рассвету были встречены на одном из перекрёстков представителями районной власти. Здесь мог бы Судаков передать их по списку тотемским начальникам, но так как до места поселения оставалось совсем пустяк – в сторону от просёлка километров пять, – он решил доехать, чтобы взглянуть и убедиться, сколь пригодна местность для застройки.
И сразу триста с лишним подвод, проехав, проложили дорогу на широкую лесную поляну.
Тотемский предрика, встретив прибывших, сел в сани к Судакову.
– Многонько ведёте. Большой посёлок понадобится, да и не один. Участок им вот этот весь определен! – повел он рукой, показывая необозримую окрестность. – Очень удобное для обжития местечко. Этим подвезло…
– Да, вижу, вижу. Место богатое. Не низинка, не болотинка…
– Думали тоже, когда определяли, – сказал председатель. – С нас спрашивают выполнение плана по лесозаготовкам, так мы их поближе к глубинке, к нетронутым массивам. И лесок подрубят, и жильё есть из чего соорудить. Да и подсеки для земледелия будут, еще какие!
– А что здесь, позвольте знать, растёт на крестьянских полях? – спросил Охрименко.
Председатель взглянул на него, видит – верховой, статный, с казацкой выправкой мужичище. Ответил:
– Да как вам сказать, гражданин: что посеешь, то и пожнёшь. Рожь сеют, овёс, ячмень, горох, лён особенно хорош на подсеках. Пшеничку тоже сеют. Из овощей – картошка, капуста, брюква, огурцы…
– Добре! Добре! – отозвался казак, – а мы туточки кое-что и добавим…
И многие из спецпереселенцев как-то просияли, увидев землю и почувствовав её незатронутую благодарную мощь.
– Дайте нашему брату полную волю, мы и здесь куркулями будем! – сказал Шалюпа, упорно придерживающийся своих взглядов.
– Воля будет не сразу, – сказал председатель. – Но трудиться коллективно вам придётся с первого же дня. В одиночку и шалаша с непривычки не построишь. А мы научим сразу строить шести– и восьмиквартирные хаты для жилья, дворы для скота, сараи под инвентарь… Река под боком. Колодцы не надобны. Вы только полюбуйтесь: какая благодать на вашу долю досталась!..
Спецпереселенцы уже привыкли к зимнему вологодскому пейзажу, но тут, действительно, было на что и заглядеться…
– Кажись, жизня будет…
– Да, есть к чему руки приложить.
– И сердце!.. – добавил Охрименко. Глаза его улыбались, глядя на Судакова.
– Я так и чуял, и догадывался, що Иван Корнеевич на худое мисто нас не приведёт. Красота, хлопцы!..
Кругом со всех сторон высился лес. На север бесконечно тянулся тёмный густой ельник вперемежку с матёрыми соснами. Изредка виднелась там и тут пихта и лиственница. Южней от поляны, под глубоким снегом и льдом, пока ещё дремала лесная речка. Она не узка – можно сплавлять лес до Сухоны и промышлять рыбной ловлей.
Высокий правый берег уже освободился от снега. За проталинами на юг, по течению реки, раскидывался обнаженный лиственный лес: весёлый белоствольный березняк, запутавшиеся в корнях вязы, черёмуха, рябина и подножный густой кустарник всякой лесной растительности – смородины, малины, можжевельника, чего на Украине встретить в таком изобилии и в таком девственном состоянии невозможно.
– Так вот он какой Север! – вместе со вздохом облегчения вырвалось у Охрименки. Он сошёл с коня. Носком сапога ковырнул на проталине. Чернозём с многолетним перегноем трав оказался в верхнем слое.
Встал Охрименко на колени, поклонился на восток и поцеловал землю:
– Принимай, матушка, принимай, и не будь нам мачехой, а мы твоими верными сынами клянемся быть!.. Не опозорим ни тебя, ни себя… А вы, Иван Корнеевич, через годик-два приезжайте сюда до нас, гостем нашим будете да подивитесь, как мы тут жить и робить будем…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
НА ОПЕРАТИВНОМ совещании начальник окружного отдела Касперт похвалил Судакова, поставив его в пример другим сотрудникам:
– Вот видите, молодой работник, ещё, казалось бы, недостаточный опыт имеет, а как он удачно провел семьсот восемьдесят спецпереселенцев. Ни одного побега! И в маршрут вовремя уложился. Судаков, встаньте, когда о вас говорят даже с положительной стороны…
Судаков встал, одёрнул на себе гимнастерку, поправил поясной ремень и висевший сбоку револьвер и стал, что называется, «глазами есть начальство». Такую выправку и прямой взгляд любил Касперт – латыш,
