Из заметных архитектурных сооружений им построен Дом уделов на Дворцовой набережной, между Мраморным дворцом и Машковым переулком. Впоследствии это здание было перестроено. Им же была построена оранжерея на Каменном острове, фонтан-беседка на Пулковской дороге, мавзолей в Мартышкино около Ораниенбаума. В Стрельне Воронихин перестроил дворец, террасу перед дворцом и галерею с колоннадой. Все это и прочее проектировалось, и строилось в то же самое время, – в 1800–1811 годы, когда воздвигался и Казанский собор.
В период с 1806 по 1811 год Андрей Никифорович начал и завершил строение здания Горного кадетского корпуса.
Строительство этого здания имело свою, достойную внимания историю. Еще в царствование Екатерины Второй, в1773 году, когда тринадцатилетний Воронихин учился в иконописной мастерской Юшкова у Соли- Камской, в Петербурге было создано Горное училище для обучения наукам рудокопного и плавильною искусства Потребность в таком высшем училище была давней и наконец стала безотлагательной. Недра российской земли таили в себе огромные, неисчерпаемые богатства, а добывать их стародедовским первобытным способом становилось невозможно при постоянно возрастающей потребности черных, цветных и «благородных» металлов. Нужны были не только простые умельцы-одиночки, не только грубая рабочая сила, в которой не было недостатка, были необходимы научно подготовленные мастера рудокопного искусства.
И вот, вдали от горных, рудных разработок, вдали от Колыванских, Тагильских и прочих заводов, в столице Российской империи, в самом устье Невы, на Васильевском острове, сначала в двух, а затем в пяти смежных и архитектурно разных домах обосновывается Горное училище.
С первых же дней своего существования неуютные классы Горного училища стали наполняться молодыми людьми из окончивших Московский университет. Были выписаны профессора из-за границы, создана своя типография, печатались книги оригинальные и переводы наставлений по изучению и добыче полезных руд и их освоению На крыше одного из помещений была оборудована астрономическая обсерватория, а во дворе, занимаемого Горным училищем квартала, в скором времени сооружены модели шахт, штолен и механических приспособлений.
Через тридцать лет после основания училище разрослось.
С 1804 года училищу было присвоено наименование «Горного кадетского корпуса».
Спустя два года Александр Первый (не без протекции графа Строганова), в самый разгар строительства Казанского собора, вызвал к себе в Зимний дворец Воронихина. Из углового кабинета, окнами выходящего на Неву, царь показал архитектору на видневшиеся при впадении Левы в залив беспорядочно стоявшие дома Горного корпуса и сказал, что на их месте должно быть построено цельное здание Горного корпуса, монументальное и приятное глазу, и чтобы из боковых окон Зимнего дворца было видно. И чтобы при смотрении с Невы на здание слагалось у иностранцев представление о величии столичной архитектуры. Воронихин согласился, что выбор места для Горного корпуса весьма удачен. Но только видимость здания из окон дворца, пожалуй, может быть скрыта не из-за дальности расстояния, а по той причине, что архитектор Захаров, перестраивая Адмиралтейство, вытянет боковые павильоны к Неве, отчего вид из кабинета его величества будет стеснен теми павильонами.
– Ты правильно заметил, – сказал Александр. – Но твои опасения напрасны: Захарову указано не подводить фасады боковых павильонов близко к Неве, не закрывать из окон моего кабинета вид на выход в залив и, следовательно, на будущее здание Горного корпуса. Составляй план построения да учти при составлении сметы надобность экономии в расходованиях средств. Ради этого используй излишки строительного камня, остающегося от Казанского собора; не тревожь без особенной нужды на месте Горного корпуса старых, но крепко стоящих зданий, а по возможности сумей включить их в план нового здания.
Андрей Никифорович вместе со своей супругой занялся исследованием всех строений и места, отведенного для строительства.
Осматривая местность, угловатым мысом выходившую на Неву, приземистые, с толстыми стенами дома, когда-то принадлежавшие графу Шереметеву и графине Мусиной-Пушкиной, архитектор убедился в прочности фундаментов и стен, а также, учтя требования главного инспектора Горного корпуса, соблюсти все необходимые удобства для учебных занятий, приступил к составлению первых чертежей-набросков.
Задача была нелегкая: надобно было из пяти смежных домов создать единое и величественное здание, чтобы и вход с моря в столицу украшало, и людям, и государю приятно было. Однако постепенно созревало верное решение.
«Старые строения подсказывают, что надо растянуть фасад здания… – размышлял Воронихин о плане, сидя над первыми набросками и перечеркивая их. – На фасаде, обращенном к Неве, поставить колоннаду строгого дорического ордера. Здесь, при впадении Невы в Финский залив, не годится легкость капителей коринфского ордера. Колонны должны стоять, не опираясь на чугунные базы, а как бы вырастая из цоколя широкой гранитной лестницы. Украшениями, лепной скульптурой не перегружать, но и не оставлять фасад голым и холодным…»
Этими соображениями Андрей Никифорович поделился с Самсоном Сухановым и еще до утверждения проекта заручился его согласием строить колоннаду.
– Что ж, Андрей Никифорович, – окающей вологодской скороговоркой сказал Суханов, – мы, красноборские мужики, работы не боимся. А тут еще и удобство-то какое! Камень выгружать способно – десять шагов от берега… Беру подряд, Андрей Никифорович. Если и скульптуру по чужой модели будет надо делать из пудостского камня, тоже не откажусь. Можете на меня всегда положиться. А я буду в надежде на такой подряд…
Перед началом строительства Горного корпуса Андрей Никифорович решил посоветоваться с ваятелями. Интересно, что они думают, что подскажут? Хотя у него уже было, по существу, все продумано. Да и как иначе? Если мудрый строитель Леон Баттист Альберти, заканчивая свою девятую книгу о зодчестве, еще в пятнадцатом веке учил, кому и как должен зодчий предлагать свои знания и труд.
Воронихин любил древних зодчих, хранил в памяти их умные наставления и вполне мыслью своей был согласен с флорентийцем Альберти в том, что зодчество пережило юность в Азии, расцвет у греков, а совершенную зрелость у итальянцев. Воронихин сожалел, что ему не довелось видеть Италию с ее многочисленными памятниками зодчества. Но и то, что он знал об Италии по описаниям, чертежам и рисункам, пленило его совершенством, красотой и многообразием. Он вспомнил высказывания Альберти, что «опытный зодчий должен соблюдать достоинство и только в ответ на просьбу давать надежный совет и точный план…» И еще очень верную и живучую в веках мысль высказал тот знаменитый наставник зодчих: «Если ты решишься взять на себя и всю заботу о стройке и доведении ее до конца, тебе едва ли удастся избежать того, что все чужие ошибки и промахи, сделанные по неопытности или небрежности, припишут
