эмиграции и долго рассказывал, кто где находится и кто чем занимается. Сытина это очень интересовало. Ведь многие из них, если не все, были когда-то авторами его издательства и сотрудничали в «Русском слове».
Не спеша, за чайком с какими-то пресными галетами, Ладыжников, пригибая пальцы, перечислял по памяти:
– Вот, например, Николай Константинович Рерих из Лондона перебирается в Америку… Тэффи, та печатается в Стокгольме, наверно, и проживает там же… Шульгин пока в Константинополе, говорят, что строчит мемуары, поругивая большевиков… Марк Алданов и ваш бывший сотрудник фельетонист Яблоновский слоняются в Париже… Шмелев из Крыма перебрался в Польшу… Аверченко пока в Константинополе, намеревается поселиться в Праге… Николай Рубакин в Швейцарии, – этот насквозь советский… Брешко-Брешковский где-то треплется среди белогвардейцев в Сербии и сочиняет роман «Красные и белые»… Куприн хандрит в Париже… Около Батума, вблизи турецкой границы, пребывает ваш дружок – расстрига Гриша Петров…
– Расползлись по всему свету, как некие насекомые по нечесаной голове. И жалко их, и не жалко их. У каждого в жизни своя судьба, и, как видно, нелегкая… – сказал сочувственно Сытин, слушая Ладыжникова. – Будем верить, что придет время, раскаются они в своем бродяжничестве по свету, а добродушный русский народ простит этих и прочих блудных сынов.
– Едва ли, – усомнился Ладыжников, – мне кажется, среди них мало сынов, больше пасынков да приблудышей. – И снова начал перечислять:
– Игорь Северянин в Эстляндии… Ропшин-Савинков мотается среди эсеровского отребья… Саша Черный – здесь, в Берлине.
Сытин сдержанно зевнул и перекрестил рот.
– И чем же они живут, на что существуют?
– Перебиваются, – ответил Ладыжников, – вытряхивают все, что было прихвачено, и помаленьку печатаются в газетешках. А некоторым удается и книги издавать…
На следующий день встретился Иван Дмитриевич в Берлине с журналистом эмигрантом Владимиром Венгеровым. Тот тоже порассказал кое-что об эмигрантах, расспросил Сытина о делах в России и пригласил его на кинофабрику Стинеса, где при его участии снимался фильм «Наполеон». В роли «русского народного ополчения» участвовали одетые в жупаны и полушубки белогвардейские эмигранты.
– Вот их здесь какое скопище! – показывая массовые сцены Сытину, хвалился Венгеров.
– Смешно получается, – поглядев эти сцены, рассудил Иван Дмитриевич. – Незавидную роль эти люди «играли» в борьбе с революцией. Думаю, что их постигнет неудача и в этой роли «освободителей» России и Европы от Наполеона…
Сытин не ошибся. «Наполеон» на экраны не вышел…
По заданию Высшего Совета Народного Хозяйства Сытин пробыл в Берлине несколько месяцев, завел деловые отношения с концерном Стинеса. Были разработаны предварительные схемы проекта об использовании одного из водопадов на реке Кеми с целью построить гидростанцию и бумажную фабрику. Вернулись из Германии Сытин с Хинчиным, доложили о договоренности с немецким концерном по поводу концессии, сдали в ВСНХ документы с чертежами. Были у ВСНХ надежды, что в скором времени могут начаться работы. За годы войны от Петрозаводска до Мурманска построили железную дорогу. Есть теперь все возможности для развития лесной и бумажной промышленности в нетронутых дебрях Карелии.
От фирмы приезжал в Россию представитель инженер Ферман. Осматривал местность. Все подходяще: и лесу изобилие, и река могучая. Однако фирма отказалась, заявив, что может построить бумажную фабрику в течение трех лет, но существование ее себя не оправдает. Концессия не состоялась… Но на этом дело не кончилось.
В двадцать втором году в ВЧК возникло следствие по обвинению во вредительстве некоторых работников ВСНХ.
Сытину на квартиру позвонили:
– Явитесь. Вход с Малой Лубянки, шестой этаж. К следователю Смирнову. Пропуск заготовлен в бюро…
Через час следователь Смирнов допрашивал Ивана Дмитриевича:
– Вы привезли чертежи об использовании Кемского водопада?
– Да. И сразу же они были сданы в Высший Совет Народного Хозяйства.
– Что вы знаете о дальнейшей судьбе этих чертежей?
– Ровно ничего. Концессия не состоялась.
– Куда девались чертежи?
– Помилуйте, я в ВСНХ не служу.
В этот момент следователю позвонили по телефону. Он снял трубку. Послышался голос дежурного:
– Немедленно на пожар! Горит в Большом театре… Следователь наискось расписался на пропуске, поставил на обороте треугольную печать и сказал:
– Можете идти, гражданин Сытин, я спешу… Очень жаль, что вы ничего не знаете о судьбе ценных чертежей. Они бы теперь очень пригодились…
ПОСЛЕДНЯЯ СИМФОНИЯ ИВАНА ВЕЛИКОГО
В приемной Михаила Ивановича Калинина посетители ожидали очереди пройти к нему в кабинет и высказать свои жалобы и просьбы. Бравый секретарь, одетый в суконный, цвета хаки, френч военного покроя, следил за списком, против каждой фамилии ставил пометки и тихонько предупреждал посетителей:
– Старайтесь Михаилу Ивановичу говорить короче и только самое главное, основу и суть дела. Время дорого!..
