решеткой старинного камина, поэтому постояльцы предпочитали отдыхать в более приятном холле гостиницы. Сейчас в комнате царил мрак и запустенье – лишь Григ с мертвенно бледным лицом, без движения сидела в углу. Огонь в камине не горел, свет погашен. Кельвин не мог побороть чувства, что в комнате пусто.
Бесцветным голосом Григ пролепетала: «Здравствуй». При этом она не пошевелилась, и приветствие в ее устах звучало как прощание. Он хотел было подойти к ней и поцеловать, но сил не было, поэтому сначала он включил свет и увидел, что она похожа на выпотрошенную раковину без моллюска. Кельвин взял ее за руку, почувствовал могильный холод, отпустил руку и тяжело опустился в кресло.
Он еще пытался разглядеть хоть что-нибудь в ее глазах, но на него смотрели лишь пустые окна заброшенного дома, из которого давно выехали все жильцы.
– Ты не замерзла?
– Замерзла.
Он привстал, позвонил в колокольчик, появился официант.
– Принесите большой бокал портвейна и стакан лимонада.
Швейцар кивнул и вышел.
Григ сказала: «Я не люблю лимонад.»
– Я тебе заказал портвейн, ты хотя бы согреешься. И надо бы огонь здесь попросить развести. – Он снова посмотрел на нее. – Ты хоть рада меня снова видеть?
– Рада.
Перед тем, как сказать «рада», она долго размышляла, при этом уголки губ у нее постоянно подергивались, как будто она собиралась что-нибудь сказать и все не решалась. Как она сейчас похожа на Маргарет. Официант принес портвейн и Кельвин передал ей бокал.
– Как Маргарет себя чувствует?
– Она в полном порядке, только ее сейчас нет, она будет только через два дня.
– Ты, похоже, очень устала.
– Устала.
Он терялся в догадках, что же ему теперь делать, и вдруг понял, что самое для него лучшее – сейчас встать, уйти и навсегда вычеркнуть ее из своей жизни. Он только никак не мог понять, почему она выглядит такой потасканной, выцветшей, поникшей, вялой. И волосы у нее растрепаны, и костюм не первой свежести – обычная девчонка из Челси, каких тысячи, да, именно бедняцкий немытый Челси.
Вслух он сказал: «Ты прямо как побитая. Что случилось?»
– Я всю ночь не спала.
Тут он понял, что она просто в ужасе, и пожалел, что не понял этого раньше. Он предложил: «Выпей вина.»
Она послушалась и выпила портвейн одним долгим глотком. Вся комната от ее присутствия казалась холодной, нежилой, так обычно выглядят трусливые люди в минуты большой опасности. Цвет покинул ее щеки, жизнь в ней остановилась.
Он спросил: «Ты не пойдешь сегодня поужинать со мной?»
– Не знаю.
– Почему?
– Не знаю. Люди вокруг говорят.
– Что люди говорят?
– Разное… и я обещала, что больше не буду с тобой видеться.
– Может, ты мне что-нибудь объяснишь?
– Все началось дома, в Дорсете. Маргарет все время трещала о тебе, мама с папой сначала не придавали этому значения, но потом приехал Ричард, а он страшно ревнивый, вот Маргарет и испугалась, и сказала ему, что на самом деле это все у тебя со мной, тут Ричард надулся и все рассказал родителям, а тут приехал еще и Эрик Джонс, и он всем растрезвонил, что весь Колдминстер только о нас с тобой и говорит.
– Кто еще такой этот Эрик Джонс?
– Это дружок Маргарет, полное ничтожество, но родителям его рассказа хватило. Тут еще моя тетя появилась, она замужем за одним человеком, у которого сестра замужем за одним учителем из моего университета, они услышали всю эту грязь и разнесли ее по всему городу. Теперь ты понимаешь?
– Понимаю.
– Поэтому я и пообещала, что больше не буду с тобой видеться.
В воздухе повисла мертвая тишина, он понял, что ему дают шанс встать и уйти, но вдруг взгляд его упал на ее руки, нервно теребившие бахрому платья, а потом на белое, без кровинки лицо. Полными слез глазами она посмотрела на Кельвина, губы ее задрожали – он вскочил, наклонился к ней и стал покрывать ее лицо поцелуями, но губы ее не ответили, она осталась холодна и недоступна.
Он отшатнулся, сел в кресло и сказал: «Так что мне теперь делать?»
– Не знаю. Вдруг он вспомнил, что она в сущности еще ребенок. «Мне хотелось с тобой встретиться, потому что мне нужен был хоть кто-нибудь, кто мог бы меня защитить.»
Он вдруг увидел ее другими глазами. Уголки ее губ опустились еще ниже, самообладание совсем покинуло ее. Он вспомнил, Кристофер говорил ему, что иногда в разговорах с Григ ему казалось, что она вообще не слушает, ее как бы даже и нет рядом. Вот и сейчас, он как будто остался наедине с собой в этой комнате.
Неожиданно он спросил: «Ты любишь меня?»
– Не знаю. Когда ты рядом, люблю.
Забыв о ее присутствии, он принялся размышлять над ее ответом. Нет, эта женщина никому не принесет счастья. Она – это сосуд, который постоянно нужно пополнять. Сейчас же она была переполнена ужасом, и судить ее за это нельзя.
Он спросил: «Не хочешь еще бокал портвейна?»
– Если мне в голову не ударит, я бы выпила.
– Ты съешь печенья, и ничего не будет.
Он снова позвонил и заказал портвейна и печенья. Ему нужно было время, чтобы все обдумать, да и ей не мешало побороть все свои страхи.
Она отпила из бокала и с надеждой спросила: «Тебе же не нравятся все эти слухи?»
– Нет.
– Тебе удалось поработать на острове?
– Да.
– Роман писал?
– Нет.
Снова установилась тишина. Его работа на острове не имела к ней никакого отношения – девушка была совершенно в стороне от этого.
Резким голосом он сказал: «Почему на тебе лица нет от страха?»
– Не знаю. Я осталась совсем одна. Я их всех ненавижу.
– Да ради бога, соберись же ты, наконец!
– Я постараюсь – просто они из меня все нервы вымотали, да они кого хочешь съедят. Одной мне с ними не справиться. Кельвин, не бросай меня!
– Я тебе разве говорил, что собираюсь тебя бросать? Ты только не сиди в своей меланхолии, не кутайся в нее – вот что мне в тебе сейчас больше всего не нравится!
– А может, тебе действительно лучше бросить меня и начать новую жизнь!
– Может быть. Только мне невыносим вид любимого человека, который умирает прямо у меня на глазах. Да в мире и без тебя полно отчаявшихся людей. И я не позволю этим стервятникам заклевать тебя до смерти, я помогу тебе – только веди себя, как взрослый человек, ты же не мешок с костями! – Он встал и прошелся по комнате. – Не просто же так я тебя встретил, во всяком случае не для того, чтобы ты тут умирала у меня на руках. Из тебя же душа прочь летит, как дым из трубы!
Она вскочила, подошла к окну и заговорила:
– Конечно, я им не позволю себя растерзать! И никогда они меня не убедят в том, что все прекрасное,
