звонками и устными сообщениями разберусь позже. Стрелки на часах приближались к одиннадцати, и я отправился к «запруде», чтобы узнать, на месте ли Прендо. Мне хотелось побыстрее утрясти главный вопрос: позволено мне писать статью или нет. Если начальство снова предложит мне изложить свою историю какому-нибудь репортеру, то я был бы не прочь подвергнуться интервьюированию прямо сейчас, чтобы поскорее от всего этого отделаться.
Прендо в «запруде» не оказалось, зато я увидел там Дороти Фаулер. Она сидела за своим рабочим столом, гипнотизируя взглядом экран компьютера. Зафиксировав меня краем глаза, она кивнула мне и сказала:
— Привет, Джек. Как дела?
Я пожал плечами:
— Да вроде все нормально. Не скажете, когда придет Прендо?
— Вероятно, не раньше часа… Кстати, ты настроен сегодня на работу?
— Вы имеете в виду, что у меня сердце не на месте после падения того типа в лестничный колодец? Нет, Доротея, в отношении этого у меня нет никаких неприятных чувств. Как говорят копы, ОБЧЖ — обошлось без человеческих жертв. Этот парень был убийцей, который любил пытать женщин, а в перерывах насиловал и душил их. Так что угрызений совести по поводу его смерти я не испытываю. Я бы даже хотел, чтобы он не так быстро лишился чувств, когда падал.
— О'кей. Думаю, я тебя понимаю.
— Единственное, что меня тревожит во всей этой истории, так это то, что мне, по-видимому, снова не придется писать репортаж. Это правда?
Она нахмурилась и кивнула:
— Боюсь, что так, Джек.
— Прямо дежа-вю какое-то.
Она посмотрела на меня так, словно задавалась вопросом, понимаю ли я, какую бессмыслицу только что изрек.
— Это присловье такое, не слышали? Его баскетболист Йоги Берра очень любит.
Она не въехала. Я почувствовал, что в этот момент зрение и слух находившихся в новостном зале коллег обострились до крайности, сосредоточившись на нас.
— Ладно, оставим это. Кому мне рассказывать свою историю на этот раз? ФБР подтвердило, что убийц было двое, найдены видеозаписи с изображением этих субъектов и их жертв. Убитых женщин по меньшей мере шесть, не считая Анджелы. Все это будет обнародовано на пресс-конференции Бюро, но у меня много фактов, о которых фэбээровцы упоминать не станут. Так что мы утрем им нос, не сомневайтесь.
— Именно это я и хотела услышать. Думаю пригласить в качестве интервьюера Лэрри Бернарда — как в прошлый раз. У тебя есть какие-нибудь записи? Готов приступить к работе?
— Могу начать, как только он появится.
— О'кей. Сейчас позвоню и зарезервирую для вас конференц-зал, чтобы вы, ребята, могли взяться за дело.
Последующие два часа я рассказывал Лэрри Бернарду все, что знал об этом деле. При этом я заглядывал в свои записи, чтобы не упустить даже небольшие детали, а также подробно сообщил ему о том, что думал и какие чувства испытывал, совершая те или иные действия. Затем Лэрри задал мне несколько вопросов относительно моего противоборства с серийным убийцей.
— Очень жаль, что ты не позволил ему ответить на последний вопрос, — сказал он.
— О чем это ты толкуешь?
— В самом конце ты спросил его, почему он не смотался из города и вместо этого увязался за агентом Уоллинг. Это важный вопрос, не так ли? В самом деле, почему он не сбежал? В том, что он решил, пренебрегая собственной безопасностью, разделаться с ней, как-то мало смысла, ты не находишь? По твоим словам, он вроде как начал отвечать тебе, но ты в этот момент ударил его торшером.
Мне вопрос Лэрри не понравился. Со стороны можно было подумать, будто он сомневается в достоверности моих слов или действий.
— Послушай, мы сошлись в рукопашной. При этом у него имелся нож, а у меня — нет. Заметь, я не интервьюировал этого парня. Просто заговаривал ему зубы и хотел вызвать у него раздражение, чтобы выбить из колеи и заставить совершать ошибки. Это не говоря уже о том, что, пока он обдумывал мой вопрос, ему некогда было думать, как ловчее перерезать мне глотку. Я понял это и воспользовался шансом, предоставленным мне судьбой. В результате я одержал верх и остался в живых — а он умер.
Лэрри наклонился ко мне поближе, предварительно проверив, нет ли осложнений с магнитофоном.
— Это необходимо дать как цитату, — произнес он.
Я проработал репортером более двадцати лет, но впервые мой друг и коллега попытался подловить меня на такую дешевую приманку.
— Мне нужно сделать перерыв. Сколько еще времени тебе понадобится?
— Думаю, я с тобой долго возиться не буду, — ответил Лэрри, даже не заметив, что сказал бестактность. Для него это был только бизнес. — Перерыв так перерыв. Я просмотрю пока свои записи, чтобы убедиться, не пропустил ли чего, а ты позвони агенту Уоллинг. Вдруг за последние несколько часов произошло что-нибудь любопытное?
— Это она должна позвонить мне.
— Ты уверен?
Я поднялся с места.
— Абсолютно. Хватит провоцировать меня, Лэрри. Я отлично знаю, как делаются такие вещи.
Лэрри в знак капитуляции вскинул над головой руки. При этом, правда, он ухмылялся.
— О'кей, о'кей. Не заводись. Иди и передохни, раз хотел. Тем более что мне необходимо черкануть пару строк относительно содержания статьи для дневного редакционного совещания.
Я вышел из конференц-зала и отправился к себе в ячейку. Там я снял трубку телефона и прослушал устные сообщения, каковых оказалось девять. В основном сообщения поступили от репортеров из отделов новостей других изданий. Коллеги хотели услышать мои комментарии относительно произошедших событий, чтобы потом включить их в свои репортажи. Кроме того, мне оставил сообщение продюсер из телекомпании Си-эн-эн, чью программу я спас, предложив отказаться от публичного интервью с любителем говорить непристойности Алонзо Уинслоу. Продюсер предлагал мне принять участие в новой программе, освещавшей дальнейшее развитие событий по этому делу.
Я подумал, что займусь всем этим завтра — после того как «Таймс» опубликует эксклюзивный репортаж о серийных убийцах. Я старался сохранить лояльность по отношению к газете до самого конца, хотя и сам не знал, зачем мне это надо.
Последнее сообщение пришло от давно забытого мной литературного агента. Я не имел от него никаких известий больше года. В последний раз он связывался со мной, чтобы сказать, что ему не удалось продать проект моего романа о годе жизни детектива из отдела «старых дел». Из его нынешнего послания, однако, явствовало, что несколько издательств заинтересовались делом «Труп в багажнике» и, если я напишу об этом книгу, с удовольствием издадут ее. Литературный агент также осведомлялся, придумали ли средства массовой информации прозвище для убийцы, поскольку, по его словам, хлесткое прозвище на обложке обеспечит книге отличную рекламу и будет немало способствовать продажам. Далее он сказал, чтобы я подумал обо всем этом, но сидел тихо, пока он будет договариваться с издателями и обговаривать максимально выгодные для меня условия.
Мой агент здорово отстал от действительности, так как не знал, что убийц двое, а не один. Тем не менее его послание словно по мановению волшебной палочки вывело меня из оцепенения, которое я испытывал в связи с тем, что мне опять отказали в праве на написание репортажа на выстраданную мной тему. Я даже хотел перезвонить агенту и сказать, что согласен на любые условия, но по некотором размышлении решил подождать, когда он объявится с готовым для подписания солидным контрактом. Потом мне пришла на ум мысль огорошить его сообщением, что я подпишу контракт только с тем издателем, который согласится опубликовать, помимо документально-публицистической книги по делу «трупа в багажнике», мой роман о полицейском из отдела «старых дел». Если этим парням действительно нужна документальная история нашумевшего дела, то они согласятся на подобную сделку.
