— Делай, как я, — сказала она мне. — И не забывай об аккуратности. Содержимое мешков ни в коем случае не должно перемешаться.
— Понял. Но объясни, что мы ищем. Мы ведь даже не уверены, что этот мусор из дома Фредди.
— Я все это понимаю, но искать надо. Может, найдем что-нибудь стоящее.
В первом мешке, который я вскрыл, оказались бумажные полоски — по виду ненужные документы, пропущенные через машинку для резки бумаг.
— Тут у меня какие-то бумажки…
Рейчел бросила взгляд на мою добычу.
— А вот это вполне может принадлежать ему. У его рабочей станции есть уничтожитель бумаг. Отложи этот мешок в сторону.
Я сделал, как она сказала, и вскрыл второй мешок. Судя по всему, здесь находился бытовой мусор из дома Фредди. Я узнал коробки из-под продуктов, хранившихся у него в холодильнике.
— Это его мусор. У него такая же пицца в морозильнике.
Рейчел снова обозрела мою находку.
— Хорошо. Ищи все, что имеет непосредственное отношение к его особе.
Ей не стоило напоминать мне о таких элементарных вещах, но я ворчать по этому поводу не стал и продолжил свои изыскания, старательно исследуя содержимое пакета, каковое, на мой взгляд, целиком поступило из кухонного сектора. В мешке оказались уже упомянутые выше коробки из-под пиццы, жестянки от консервов, гниющая банановая кожура и яблочные огрызки. Неожиданно я понял, что в плане гигиены мне еще повезло, так как все могло быть гораздо хуже. По счастью, в хозяйстве Фредди имелась одна лишь микроволновка, по причине чего он в основном покупал продукты, хорошо упакованные и тщательно запаянные в оболочку для разогрева в плитах такого типа.
На дне мешка я обнаружил газету. Я достал ее в тайной надежде, что дата номера поможет нам установить время, когда мешки оказались в контейнере. Газета была сложена вчетверо, как поступают люди, когда берут с собой прессу в путешествие. Номер датировался предыдущей средой, это оказался «Лас-Вегас ревью джорнал». Интересно, что я находился в Вегасе именно в прошлую среду.
Раскрыв газету, я обнаружил на ее первой странице фотопортрет мужчины, разрисованный черным фломастером. Кто-то пририсовал ему черные очки, чертенячьи рожки и соответствовавшую образу длинную острую бородку. Кроме того, на фотографии красовался кружок, оставленный чашкой с кофе. Этот круг скрывал имя, написанное тем же черным фломастером, каким были сделаны рисунки.
— Нашел лас-вегасскую газету с написанным от руки именем.
Рейчел мгновенно подняла глаза от мешка, который потрошила.
— Какое имя?
— Оно частично скрыто кругом, оставленным кофейной чашкой. Джорджетти такая-то. Начинается с «бэ» и кончается «ман».
Я повернул газету так, чтобы Рейчел было лучше видно. Она пару секунд рассматривала портрет, после чего у нее в глазах мелькнул огонек узнавания, и она вскочила на ноги.
— Вот оно! Ты нашел это.
— Что я нашел?
— След нашего парня. Помнишь, я говорила тебе об электронном послании в тюрьму Элай, содержавшем распоряжение посадить Оглеви в отдельную камеру? Оно было адресовано администрации тюрьмы и отправлено секретарем главного надзирателя пенитенциарных учреждений.
— Помню.
— Ну так вот: ее имя Джорджетти Брокман.
Сидя на корточках перед раскуроченным пакетом, я смотрел на Рейчел, силясь связать портрет в газете с тем, что сказала моя напарница. Наконец до меня дошло. Существовала только одна причина, согласно которой Фредди Стоун мог написать это имя в лас-вегасской газете, сидя в своем логове на окраине Феникса. Он проследил меня до Вегаса и знал, что я направляюсь в тюрьму Элай, чтобы переговорить с Оглеви. Он хотел изолировать меня посреди пустыни. Он был тем самым парнем с бакенбардами, заговорившим со мной в игорном зале отеля. Он был «несубом».
Рейчел взяла у меня газету, еще раз просмотрела первую страницу и пришла к аналогичному выводу.
— Он приехал в Неваду, следуя за тобой. Взломав базу данных департамента по наказаниям, он узнал имя секретарши начальника и записал его, чтобы не забыть. Вот еще одно звено этой цепи, Джек. И нашел его ты!
Я поднялся в полный рост и подошел к ней.
— Нет, Рейчел. Это мы нашли его. Но что нам теперь с этим делать?
Она опустила газету, и я заметил, как опечалилось ее лицо, когда она вспомнила, насколько ограниченны теперь наши возможности.
— Мне представляется, что нам здесь больше ничего не надо трогать. Мы должны убраться отсюда и позвонить в Бюро. С этого места расследование возьмет на себя ФБР.
Прекрасно оснащенное в техническом отношении ФБР, казалось, было готово к любым неожиданностям. Не прошло и часа после звонка Рейчел в местный полевой офис, как мы с ней уже сидели в отдельных комнатах для допросов, помещавшихся в окрашенном в неброские тона автомобиле размером с автобус. Этот автомобиль парковался неподалеку от дома, где жил Фредди Стоун. Нас допрашивали агенты, находившиеся внутри автомобиля, в то время как другие агенты обыскивали дом Фредди и прилегавшую к дому аллею в поисках улик, позволявших установить его местонахождение и причастность к убийствам из серии «Труп в багажнике».
Разумеется, фэбээровцы эти металлические ящики комнатами для допросов не называли, как, равным образом, возражали против того, чтобы я называл их автомобиль «Гуантанамский экспресс». Они предпочитали нейтральные названия и именовали свою камеру на колесах передвижным центром интервьюирования свидетелей.
Моя комната «для интервью» представляла собой куб без окон десять на десять футов. Опрашивал меня специальный агент Джон Бантам. Фамилия Бантам явно ему не подходила, поскольку этот здоровенный детина заполнял собой почти весь объем комнаты. Он расхаживал из стороны в сторону по металлическому ящику, куда нас втиснули, громко хлопая себя по бедру служебным блокнотом, и мне временами казалось, что в следующий раз он хлопнет им меня по голове. Возможно, мне так и должно было казаться и Бантам уже не раз использовал этот метод морального воздействия на интервьюируемого.
Бантам около часа изводил меня вопросами относительно того, как я вышел на «Вестерн дата» и что мы с Рейчел предприняли после этого. Отвечая на его вопросы, я неуклонно придерживался совета, данного мне Рейчел буквально за минуту до того, как приехали федералы: «Не лги. Обман федерального агента считается преступлением. Если солжешь хоть раз, считай, ты у них в руках. Так что говори только правду и не лукавь даже в мелочах».
Поэтому я говорил ему только правду. Но не всю. Я отвечал лишь на поставленный вопрос, не вдаваясь в детали, особенно если меня о них не спрашивали. Бантам выглядел раздраженным. Похоже, он не мог отделаться от мысли, что задает лишь второстепенные вопросы, а главный и единственно верный все никак не идет ему на ум. На черной коже у него на лбу от напряжения выступили крохотные бисеринки пота. Возможно, он являл собой в данный момент образ своего Бюро, раздосадованного тем фактом, что газетный репортер обнаружил в этом деле важное звено, которое оно проглядело. Как бы то ни было, ни моя скромная особа, ни мои ответы Бантама не радовали. Интервью, начавшееся было как сердечная, доброжелательная беседа, скоро вылилось в довольно жесткий допрос, который все никак не кончался.
Наконец терпение у меня лопнуло, и я вскочил со своего складного стула. Даже когда я стоял, Бантам был выше меня ростом на добрых шесть дюймов.
— Послушайте, я рассказал вам все, что знаю. Мне пора возвращаться в гостиницу и писать репортаж.
— Сядьте. Интервью еще не закончено.
— Я согласился беседовать с вами добровольно, и мне никто не говорил, что интервью может так затянуться. К тому же я ответил на все ваши вопросы, а сейчас вы лишь повторяете их в надежде поймать
