Гарри. – Возможно, мне посчастливится напасть на след этого «Хуана», поскольку, полагаю, он занимался разведением этих тварей.
– Почему бы тебе не спросить, где их выращивают, у меня? – улыбнулась Тереза.
– Где их выращивают, Тереза? – послушно повторил Босх.
– Легче и безопаснее всего проделывать это в тех районах, где фруктовые мушки и так являются естественной составляющей частью окружающей среды и мира насекомых и где, таким образом, не возникнет никаких проблем, если несколько мух вырвутся на свободу до того, как получат свою дозу радиации. По этой причине американское министерство сельского хозяйство заключило контракты с заводчиками-производителями только в двух районах – на Гавайях и в Мексике. На Гавайях, в окрестностях Оаху, действуют три подрядчика, а в Мексике – два. Один из них расположился где-то под Сиуатенахо, а другой – самый крупный из пяти – под…
– Под Мехикали.
– Гарри, откуда?! Ты что, знал все это, и позволил мне?..
– Это просто предположение. Оно вытекает из того, над чем я работаю.
Тереза странно посмотрела на него, и Гарри тут же пожалел, что испортил ей триумф. Избегая ее взгляда, он быстро допил пиво и огляделся в поисках чувствительного официанта.
Глава 10
Тереза отвезла Босха к «Красному ветру», чтобы он забрал машину, а потом последовала за ним из центра к его дому на холмах. Сама Тереза имела квартиру в доме-совладении в районе Хэнкок-парка, то есть гораздо ближе, однако, по ее словам, в последний месяц проводила там слишком много времени и к тому же жаждала услышать или увидеть Босхова койота. Гарри понимал: истинная причина состоит в том, что Терезе гораздо проще покинуть его дом, чем выпроваживать гостя из своего.
Впрочем, он нисколько не возражал. К тому же Босх частенько чувствовал себя неуютно в квартире у Терезы, поскольку она постоянно напоминала ему, куда катится весь Лос-Анджелес.
Квартира, из окон которой открывался вид на центральный район города, располагалась в мансарде старинного пятиэтажного особняка, носившего название «Уорфилд». Снаружи это историческое здание оставалось таким же красивым и привлекательным, как и в 1911 году, когда Джордж Алан Хэнкок завершил его строительство, отделав фасад изящного особняка серо-голубой терракотовой плиткой. Джордж не постоял за расходами и не пожалел нефтяных денег, и это было хорошо заметно, поскольку выходящие на улицу геральдические лилии, эркеры и игривые декоративные завитки «Уорфилда» бросались в глаза каждому. Однако внутреннее устройство особняка, его теперешняя архитектура казались Босху унылыми и отвратительными. Несколько лет назад особняк приобрела японская фирма. Сначала она выпотрошила его, а потом заново набила пустую оболочку, перекроив и модернизировав все, что только возможно. Внутренние стены и перегородки во всех помещениях были безжалостно снесены, в результате чего каждый этаж теперь представлял собой огромную стерильную комнату с фальшивыми деревянными полами, блестящими стальными барьерами и подвижными светильниками на потолке. От дома осталась только прекрасная скорлупа; так думал Босх, подозревая, что Джордж Алан Хэнкок решил бы так же.
Пока Гарри разжигал на веранде хибачи[5] и клал на решетку гриля рыбное филе, они с Терезой неторопливо беседовали. Рыбу Босх купил еще накануне Рождества, но ее оставалось довольно много, так что хватило бы на двоих. Тереза поделилась с ним последними новостями и упомянула о том, что вопрос о назначении постоянного руководителя судебно-медицинской лаборатории будет решен – пусть и неофициально – полномочной комиссией округа еще до Нового года. Из вежливости Босх пожелал ей удачи, хотя в глубине души сомневался в своих чувствах. Должность, на которую Тереза так стремилась попасть, была скорее политической, чем административной, и после назначения ей пришлось бы внимательнее прежнего следить за тем, откуда дуют политические ветры. Сам Босх не понимал, зачем добровольно лезть головой в петлю, и поспешил уйти от скользкой темы.
– Послушай, Тери, если этот тип – «Хуан-67» – действительно был убит в Мехикали, там, где разводят этих фруктовых мушек, как его тело попало к нам?
– Это уже не по моей части, – откликнулась Тереза.
Она стояла возле перил веранды и смотрела на Долину, любуясь тем, как перемигиваются в прохладном чистом воздухе миллионы крошечных огней. Жакет Тереза накинула на плечи. Гарри побрызгал рыбу ананасовым соусом для жаркого и перевернул филе на другую сторону.
– Здесь у огня теплее, – заметил он, колдуя над рыбой. – А знаешь, о чем я подумал? Может, тот подрядчик, о котором мы говорили, просто не желает, чтобы кто-то проверял его работу? Понимаешь, о чем я? Им очень не хотелось, чтобы кто-то связал труп с тем местом, где они выращивают своих мушек- таракашек, – вот его и увезли куда подальше.
– Да, – согласилась Тереза, – но почему все-таки в Лос-Анджелес?
– Может быть… нет, не знаю. Лос-Анджелес расположен довольно далеко от границы. – После этого оба ненадолго замолчали, и каждый думал о своем. Наконец Босх почувствовал запах ананаса, услышал шипение капель соуса, падавших на раскаленные угли, и встрепенулся. – И как они переправили труп через границу? – спросил он.
Тереза пожала плечами:
– А что тут сложного? По-моему, через ту границу можно переправить вещи и покрупнее, нужно только знать, с какой стороны взяться. А ты как думаешь? – Босх кивнул. – Ты когда-нибудь был в Мехикали? – поинтересовалась Тереза.
– Проездом, по пути в Сан-Фелипе. Прошлым летом я рыбачил в тех краях с одним приятелем. А ты?
– Никогда.
– Знаешь, как называется городок по нашу сторону границы, который стоит прямо напротив Мехикали?
– Гм-м…
– Калексико.
– Шутишь? Так это оттуда…
