– Странно. – Гарри открыл конверт и, перебирая снимки, спросил:
– Кстати, вы не знаете, что стало с его матерью?
– Она умерла еще до того, как мы познакомились. Опухоль мозга. Кэл говорил, что тогда ему было около двадцати.
– А отец?
– Он сказал мне, что его отец умер, но не знаю, правда ли это. Кэл ни разу не упоминал о том, когда и от чего он умер. Я спросила, но он ответил, что не хочет говорить на эту тему.
Босх показал ей фото двух подростков, сидящих на столе.
– А это кто?
Сильвия подошла ближе и посмотрела на снимок. Босх заметил в ее глазах зеленые искорки и ощутил легкий запах духов.
– Может быть, какой-то его товарищ.
– У него не было брата?
– Нет. Он ни разу не упоминал об этом. Когда мы поженились, Кэл сказал, что я – вся его семья. Он… у него не было никого, кроме меня.
Босх тоже посмотрел на фотографию.
– А мне показалось, что они чем-то похожи. – Сильвия не ответила. – А как насчет татуировки?
– А что насчет татуировки?
– Кэл никогда не рассказывал, когда и где ее приобрел и что она означает?
– Он говорил, что ему сделали ее в поселке, где он вырос, Кэл тогда был совсем мальчишкой. Я почему-то думаю, что это было мексиканское баррио. Они называли его Святые и Грешники. Именно это и обозначала татуировка – Святых и Грешников. Кэл говорил, это потому, что люди, жившие там, не знали, кто они такие и кем станут.
Босх подумал о записке, найденной в кармане Мура: «Теперь я знаю, кто я такой». Интересно, понимает ли Сильвия значение этой последней записки, применительно к жестоким традициям и обычаям того места, где вырос Мур и где каждому молодому человеку приходилось в конце концов узнать, кто он – святой или грешник…
– Кстати, вы так и не объяснили мне, почему оказались в квартире. Сидели в темноте и думали?.. Для этого нужно было прийти сюда? – спросила Сильвия.
– Я пришел сюда оглядеться. Я надеялся, что мне удастся понять что-то важное, лучше почувствовать вашего мужа… Это глупо звучит, да?
– Только не для меня.
– Значит, вы поймете…
– Ну и как? Вам удалось что-нибудь выяснить?
– Пока не знаю. Иногда на это нужно время.
– Я спрашивала о вас у Ирвинга. Он сказал, что вы не имеете к этому делу никакого отношения. В ту ночь он прислал вас ко мне только потому, что другие детективы были заняты – отбивались от репортеров и занимались… телом.
Босх ощутил, как в груди у него закипают буйное ребяческое волнение и восторг. Она спрашивала о нем! Теперь не имело никакого значения, знает или не знает Сильвия, что он занимается расследованием по собственной инициативе. Главное, что она наводила о нем справки.
– Отчасти это верно, – ответил он, стараясь успокоиться. – С формальной точки зрения я действительно не занимаюсь этим делом, однако у меня в производстве находятся два других случая, вероятно, тесно связанных со… с этим прискорбным событием.
Пока он говорил, Сильвия не отрывала от него взгляда. Босх видел, что ей очень хочется спросить, какие два дела он расследует, но, будучи женой полицейского, она знала правила. Теперь Гарри не сомневался: Сильвия не заслужила того, что на нее свалилось. Ничего-ничегошеньки.
– Это ведь были не вы? – спросил он. – Не вы написали анонимное письмо в ОВР? – Сильвия покачала головой. – Но они не поверили вам. Они считают, что это вы заварили всю кашу.
– Я не делала этого.
– Что сказал вам Ирвинг, когда давал ключ от квартиры?
– Сказал, что, если мне нужна пенсия, я должна оставить все как есть. Ничего больше не выдумывать. Как будто я действительно что-то сделала. Это не так, Босх. Я чувствовала, что Кэл оступился. Мне не было известно, что именно он сделал, – просто я знала, и все. Жены обычно чувствуют такие вещи, им не надо ничего объяснять словами. И это окончательно разрушило наши отношения. Но никакого письма я не посылала и до конца оставалась женой копа. Ирвингу и тому парню, который приходил до него, я объяснила, что они ошиблись, но им было наплевать. Им был нужен Кэл.
– Вы говорили, что Частин приходил расспрашивать вас о письме…
– Да.
– Чего конкретно он добивался? С ваших слов я помню, что он хотел осмотреть дом.
– Частин показал мне письмо и сказал, будто знает, что это я его написала. Он убеждал меня рассказать ему все без утайки. Но я ответила, что ничего не писала, и выставила его вон. Но он ушел не сразу.
– Что говорил Частин?
