– Теперь еще одно, Босх. Последнее. Мы должны были обговорить это с самого начала. Могу я ссылаться на тебя как на источник?
Босх задумался, но только на долю секунды.
– Да, можешь на меня сослаться. Хотя и не знаю, много ли мое имя нынче стоит.
– Спасибо, Босх. И как говорится, до скорой встречи. Ты настоящий друг.
– Да, я такой...
Он повесил трубку, закрыл глаза и задремал. Однако, когда его разбудил телефонный звонок, он не смог бы ответить, сколько проспал. Звонил Ирвинг, находившийся в чрезвычайно дурном расположении духа.
– Ты что наделал?
– Что вы имеете в виду?
– Мне только что передали сообщение от репортерши. Она утверждает, что звонит в связи с делом Марджери Лоув. Ты что, разговаривал об этом деле с журналистами?
– Только с одной.
– И что же ты ей сказал?
– Достаточно, чтобы вы не могли спустить это дело на тормозах.
– Босх, я не...
Ирвинг не закончил фразы, и в трубке повисло молчание, которое первым нарушил Босх.
– Вы собираетесь скрывать это дело от общественности, не так ли? Сунуть его в бак для мусора, куда убийца когда-то сунул мою мать? Получается, что ее смерть по-прежнему никому не важна и ничего не значит. Так, что ли?
– Ты не понимаешь, о чем говоришь...
Босх сел на постели. Он был зол как черт. Но едва дал волю эмоциям, как почувствовал дурноту. Он прикрыл глаза и переждал приступ.
– Почему бы в таком случае вам, шеф, не раскрыть мне глаза на происходящее? Похоже, это ваши люди не понимают, о чем говорят. По городу ходят слухи, что между смертью Конклина и Миттеля нет, возможно, никакой связи. А Джонатан Воуг? О нем вообще нигде не упоминается. А между тем этот, с позволения сказать, механик в синем комбинезоне выбросил из окна Конклина и собирался закопать меня! Кроме того, он один из тех, кто прикончил Паундса. Но несмотря на это, ваши люди хранят по его поводу мертвое молчание. Или это какая-нибудь тонкая игра, о которой я не имею представления? Коли так, шеф, просветите меня на сей счет. О'кей?
– Выслушай меня, Босх. И очень внимательно. На кого, по-твоему, работал Миттель?
– Этого я не знаю, но мне все равно.
– Миттель представлял интересы группы очень могущественных людей. Возможно, самых могущественных в этом штате и даже во всей стране. А кроме того, интересы...
– Да плевать я на это хотел!
– ...интересы большинства членов городского совета.
– И что с того? На что вы намекаете? На то, что в это дело вовлечены городской совет, губернатор и ряд сенаторов? И вы, стало быть, прикрываете их задницы?
– Босх! Может, ты наконец успокоишься и вернешься к реальности? Послушай только, что ты несешь! Конечно же, я не имел в виду ничего подобного. Просто пытаюсь тебе объяснить, что если ты собираешься замарать имя Миттеля, то тем самым скомпрометируешь множество могущественных людей, которые или пользовались его услугами, или ассоциировались с ним в глазах общественности. Все это может бумерангом больно ударить по управлению. По мне, по тебе – по всем нам. Причем во многих отношениях...
«Вот оно что», – подумал Босх. Прагматик Ирвинг – возможно, вкупе с начальником полиции и другими крупными шишками из своего ведомства – решил оградить себя и управление от последствий скандала, который последует, если правда по этому делу всплывет на поверхность. Признаться, от этого граничившего с цинизмом прагматизма очень дурно пахло – как от бочки с гнилой капустой. Босха охватили горечь и разочарование. Накрыли его, словно волной, и бороться с ними почти уже не было сил.
– Значит, спуская это дело на тормозах, вы – тоже во многих отношениях – помогаете этим людям? Я не сомневаюсь, что вы и начальник управления все утро провели у телефона, объясняя все это упомянутым могущественным господам. За что они будут до гроба обязаны и вам лично, и управлению в целом. Что и говорить, шеф, очень выгодная сделка. Прямо-таки великолепная. При таком раскладе не имеет уже существенного значения, что правде в ней места не нашлось, не так ли?
– Босх, перезвони этой репортерше и скажи, что от удара по голове у тебя в мозгу все помутилось и ты...
– Нет! Я не стану никому перезванивать. Кроме того, уже слишком поздно. Я все ей рассказал.
– Нет, не все. Эта история, без купюр, компрометирует и тебя самого, не так ли?
Все так. Выходит, Ирвинг обо всем знал. Или с самого начала, или, будучи умным человеком, догадался, что Босх, расследуя это дело, воспользовался именем Паундса, а следовательно, ответствен за его смерть. И это знание в настоящий момент являлось его главным оружием против Босха.
– Если я не смогу удержать это дело в определенных границах, – добавил Ирвинг, – мне, возможно, придется привлечь тебя к ответственности.
– Меня это мало заботит, – тихо сказал Босх. – Вы можете делать со мной все, что угодно, но это дело выйдет-таки на свет, шеф. Та правда, которая в нем заключена.
