естественную смерть, но один въедливый детектив по имени Гарри Босх сразу заподозрил неладное и нашел свидетельницу, которой Глория все рассказала. Этот решающий довод помог Босху притянуть дамочку к суду, во время которого свидетельница поведала присяжным, что обвиняемая, по ее же словам, прикончив таким образом мужа, испытала первый в своей жизни оргазм с этим человеком. Ну, что ты после этого скажешь о моей памяти?
– Только одно: она у тебя по-прежнему великолепна.
– Но какого черта ты вспомнил об этой бабе?
– А такого, что сейчас она находится в тюрьме и, между прочим, готовится к досрочному освобождению. Я вот все думал, написал ты туда письмо или нет?
– Как, уже готовится? Вот дьявольщина! Когда же это было – три, четыре года назад?
– Почти пять. Я слышал, что через несколько месяцев она предстанет перед комиссией по досрочному освобождению. Я хочу написать в комиссию письмо, но было бы хорошо, получи они соответствующее письмо и от прокурора.
– Не беспокойся. У меня на такой случай заготовлена в компьютере стандартная форма. Все, что нужно сделать, – это изменить имя, статью уголовного кодекса и вставить пару-тройку конкретных деталей пострашнее. Основу письма составляет сообщение, что данное преступление слишком отвратительно и ужасно, чтобы комиссия могла рассматривать возможность освобождения преступника в указанное время. Очень убедительное письмо, доложу я тебе. Завтра же и отправлю.
– Очень хорошо. Спасибо.
– Знаешь, на месте тюремной администрации я запретил бы давать этим маньячкам Библию. Они, пока сидят, становятся такими религиозными, что чуть ли не на каждом шагу цитируют Священное Писание. Ты, кстати сказать, бывал когда-нибудь на слушаниях комиссии по досрочному освобождению?
– Пару раз.
– Между прочим, там можно с большой для себя пользой провести денек, если есть свободное время и мысли о самоубийстве тебя не одолевают. Как-то раз я просидел там полдня в ожидании, когда начнут рассматривать дело о досрочном освобождении одной из моих... хм... подопечных, которая убивала, копируя Чарли Мэнсона. Когда рассматриваются такие крупные дела, окружная прокуратура предпочитает посылать не письма, а своего человечка. Ну так вот, пока я там сидел, комиссия успела рассмотреть с десяток похожих дел. И все эти бабы цитировали Послание к коринфянам, Апокалипсис, Евангелие от Матфея, святого Павла, Иону – стихи с третьего по шестнадцатый – дескать, Иона то, Иона сё... И ты знаешь, это срабатывает! Старые пердуны, заседающие в комиссии, покупаются на все это дерьмо. Кроме того, старичкам нравится разглядывать этих телок, которые, заламывая руки, взывают к их состраданию. У них, по-моему, от этого даже встает... Ох, что-то я разболтался не по делу. Но ты, Гарри, сам виноват – вызвал меня на этот разговор...
– Извини, если что не так.
– Да ладно... Ну, что нового в мире? Давненько не видел тебя в суде. Есть у тебя что-нибудь по моему профилю?
Босх ждал именно этого вопроса, чтобы ненавязчиво перевести разговор на Арно Конклина.
– Да так, ничего особенного... Кстати, хочу тебя спросить: ты знал Арно Конклина?
– Арно Конклина? Конечно. Между прочим, это он взял меня на работу в прокурорский офис. Но почему ты спрашиваешь?
– Спросил и спросил. Без всякой задней мысли. Я, видишь ли, просматривал старые папки, чтобы освободить место в шкафу, и наткнулся на стопку древних газет, где этому человеку посвящено несколько статей. Я прочитал их и подумал, что речь там идет о тех временах, когда ты начинал работать в офисе окружного прокурора.
– Что ж, Арно по крайней мере старался быть хорошим парнем. Хотя, на мой вкус, в нем наблюдался избыток идеализма и пафоса. Тем не менее в общем и целом он был человеком достойным. Особенно если учесть его попытки усидеть на двух стульях и быть одновременно и законником, и политиком.
Гофф рассмеялся над собственной шуткой, но Босх хранил молчание. Гофф говорил о Конклине в прошедшем времени. Босх почувствовал сдавившее грудь разочарование и понял, как все-таки велико в нем желание отомстить.
– Он что, умер?
Босх прикрыл глаза и дал себе мысленную установку успокоиться. Ему не хотелось, чтобы Гофф подметил в его голосе чрезмерную заинтересованность.
– Нет, что ты, жив. Возможно, я неудачно выразился, но я говорил о том времени, когда знал его и считал хорошим парнем.
– Он где-нибудь сейчас практикует?
– Ну нет. Он уже старик и давно отошел от дел. Раз в год его вкатывают в большой зал, где происходит ежегодный банкет, который устраивает городская прокуратура. Там он лично вручает приз имени Арно Конклина.
– Это еще что такое?
– Кусок полированного дерева с латунной табличкой, который выдается лучшему административному прокурору года, то есть фактически представителю исполнительной власти. Можешь в такое поверить? Этот парень каждый год вручает награду так называемому прокурору, который и в суде-то никогда не бывает. Обычно премия достается главе какого-нибудь подразделения. Уж и не знаю, как организаторы торжества определяют, кто из них лучший. Возможно, тот, кто дальше всех засунул свой нос в задницу окружного прокурора.
Босх рассмеялся. В общем, смеяться было особенно не над чем, просто он испытал большое облегчение при мысли о том, что Конклин жив.
– Ничего смешного, Босх. Напротив, все очень грустно. Административный прокурор, подумать только! Да это же оксюморон, соединение несоединимого – прямо как Эндрю-сценарист или ирландец-трезвенник... Впрочем, меня, кажется, опять понесло. И опять ты, Босх, тому причиной. Зачем вызвал меня на этот
